Проконсул Кавказа

В Дорогобуже было получено предписание Кутузова авангарду двигаться на соединение с главной армией, а Ермолову велено прибыть в квартиру фельдмаршала, расположившегося в Ельне.

Общее положение к тому времени настолько переменилось в пользу русских, что Наполеону оставалось помышлять только о спасении остатков своих войск и собственной персоны поспешным бегством. На северо-западе корпус графа Витгенштейна потеснил маршалов Виктора и Сен-Сира и овладел Витебском; на западе адмирал Чичагов с частью Молдавской армии оторвался от стороживших его австрийцев и саксонцев и пошел на Минск. Но, пожалуй, самым важным было известие, которое вез Ермолов главнокомандующему: Наполеон с гвардией уже более суток как начал марш из Смоленска к Красному.

Прискакав в Ельню, Ермолов в тот же час явился к Кутузову. В городе не оставалось почти ни одного целого строения: солдаты и офицеры размещались в избах с выбитыми окнами, без дверей и с разломанными печами. Главнокомандующий занял один из уцелевших теплых домов и в самом приятном расположении духа завтракал в небольшой горнице со своими генералами. Услышав Ермолова, он просиял и в ответ на его просьбу преследовать неприятеля с большей настойчивостью сказал ему с обычным напускным простодушием:

– Голубчик! Не хочешь ли перекусить?..

Он положил Ермолову на тарелку котлету и подал рюмку вина. Тот, подавив огорчение, молча отправился к окошку: за столом не было места. Во время завтрака Ермолов просил Беннигсена поддержать его, но генерал упорно молчал. Когда фельдмаршал вышел из комнаты, Беннигсен холодно заметил:

– Любезный Ермолов, если бы я тебя не знал с детства, я бы имел полное право думать, что ты не желаешь наступления. Мои отношения со светлейшим князем таковы, что мне достаточно одобрить твой совет, чтобы князь никогда бы ему не последовал…

Воротившись в горницу, Кутузов, как бы отвечая на молчаливый упрек Ермолова, проговорил:

– Теперь надобно беречь людей… Мы должны подвести к границам сильную армию. И я за одного русского не отдам и десяток французов…

12

Трехдневный бой у Красного завершился полным разгромом неприятеля. Трофеи сражений 4, 5 и 6 ноября составили двадцать шесть тысяч пленных, в том числе шесть генералов, сто шестнадцать пушек и несметный обоз. Убитых никто не считал. Корпуса Даву и Нея перестали существовать.

Впрочем, это уже был не бой, а трехдневное избиение голодных, полунагих французов, целые толпы которых при одном появлении русских отрядов бросали оружие. Только старая гвардия, обеспечившая отход остаткам наполеоновского воинства, сохраняла боеспособность. Отдавая дань противнику, Ермолов восхищался тем, как стройно и грозно маневрировала она во время сражения. Осененные высокими медвежьими шапками, в синих мундирах и белых ремнях, с красными султанами и эполетами, гвардейцы казались маковым цветом среди снежного поля. Тем ужаснее выглядели орды, составлявшие некогда грозный корпус Нея.

Вышедший последним из Смоленска 6 ноября с пятнадцатитысячным отрядом (половина его войск была без оружия), Ней был брошен Наполеоном на произвол судьбы и попал в огневой мешок, уготованный ему Милорадовичем. Ермолов принял капитуляцию шеститысячной толпы; Ней с несколькими сотнями солдат ползком перебрался через полузамерзший Днепр и бесславно явился в Оршу.

Милорадович просил Кутузова «удостоить особенным вниманием» службу Ермолова, наконец-то получившего звание генерал-лейтенанта. В рапорте фельдмаршала Александру I было сказано, что в сражении под Красным Ермолов «оказал опыты рвения к службе, личной неустрашимости и военных способностей, чем содействовал к совершенному поражению неприятеля». Кутузов за удачные действия под Красным и во всей Смоленской губернии указом на имя сената был удостоен титула Смоленского. Милорадовичу были пожалованы знаки ордена Георгия 2-го класса; Платов возведен в графское достоинство.

Когда в пятом часу пополудни на третий день сражения Кутузову сделалось известно о множестве захваченных пленных, пушек и обозов и, наконец, фургона Даву, где нашли и жезл его, престарелый фельдмаршал пришел в восторг. Это был единственный случай, когда Ермолов видел его пустившимся в галоп на своем белом мекленбургском коне. Он подъехал к выстроенным по случаю победы гвардейским полкам и вскричал «ура!», которое повторилось мощным эхом из груди сотен великанов. Поздравив отборное войско с победой, фельдмаршал сказал:

– Дети! Знаете ли, сколько взято орудий? Сто шестнадцать! – И, указывая на французских орлов, присовокупил: – Как их, бедняжек, жаль! Вон, они и головки повесили. Ведь им холодно и голодно…

Приняв от войска поздравления, Кутузов был встречен начальником гвардейского корпуса Лавровым, который пригласил князя на чашку чаю. Фельдмаршал сошел с лошади, сел на походный стул и, рассматривая знамена, прочитал вслух:

– «Ульм… Аустерлиц…» – тут он оглядел плотную толпу, собравшуюся вокруг, и добавил, указывая на надпись «Аустерлиц»: – Вот имя, которого я терпеть не могу. Но, впрочем, умываю в этом руки. Я этого сражения никогда не хотел…