Проконсул Кавказа

Одни из удальцов работали штыками, другие ломали кровлю, чтобы проникнуть в средний этаж. В дело шло все, что попадалось под руку. Вдруг кровля рухнула, увлекая за собой и трупы павших, и продолжавших бой живых. Тела, камни, доски полетели на головы защитников башни, которые растерялись и были переколоты.

Пока гренадеры сражались внутри башни, подоспевшие егеря кинулись на прикрытие: из крепости спешила подмога. В отчаянном бою русские дрались штыками, дербентцы кидались на них со своими кривыми саблями. Бой длился беззвучно, слышались только стоны раненых, хрип умирающих да лязг оружия. Но вот вспыхнуло, как вспыхивает огонь, «ура!», а в ответ раздались отчаянные крики «алла!». Дербентцы не выдержали натиска и отступили к стенам города. Егеря преследовали их под огнем до самого Дербента. Только вогнав неприятеля в ворота, они отошли к башне.

Полдень еще не наступил, а оплот Дербента был уже в руках русских. Теперь можно было без помех готовиться к штурму самой крепости.

6

Огромный шатер графа Валериана Александровича едва вмещал всех приглашенных.

Глядя вокруг, Ермолов невольно думал о временах светлейшего князя Потемкина, которые, казалось, снова воскресли. За две тысячи верст от Петербурга искусством архитекторов, живописцев, поваров, тафельдекеров, музыкантов, дансоров юный капитан был перенесен, словно в сказке из «Тысячи и одной ночи», в обстановку столичного дворца. Боевые генералы и офицеры в скромных мундирах чувствовали себя неуютно, впрочем, как и изъявившие покорность российскому трону дагестанские вожди с газырями на груди и при великолепном оружии. Совсем по-иному вела себя многочисленная свита графа Валериана – гвардейские офицеры, носившие вне службы бархатные кафтаны, атласные камзолы, кружевные жабо и манжеты, во главе с бригадиром графом Апраксиным. Этот человек, назначенный на должность дежурного генерала при главнокомандующем и награжденный четырьмя орденами, не нюхал пороха и проявлял свои способности всего более во время празднеств, кутежей и амуров.

А женщины прекрасным ожерельем окружали Зубова и его свиту. Тут были и петербургские прелестницы, последовавшие на край света за братом любимца Екатерины II; и хорошенькие француженки – актрисы, танцовщицы, певицы; и пугливые девушки, присланные в дар Золотой Ноге султанами, кадиями и шамхалами; и крепкие краснощекие казачки. Граф Валериан отличался женолюбием не менее светлейшего князя Потемкина. Недаром, когда восемнадцатилетний Зубов отправился на турецкий театр военных действий, царица писала, что в городе все красавицы без него похудели.

Да он и сам был красавцем, превосходившим телесной приятностью брата: лицо необычайной белизны с нежным румянцем, точеные черты, большие светлые глаза. Екатерина II не скрывала своей симпатии к Валериану и в минуты нежности именовала юношу в письмах «резвуша моя», «любезный мальчик», отмечая его пылкий нрав, подвижность и жизнерадостность. Она и позволяла ему почти то же, что и своему избраннику Платону: граф Валериан, играя в фараон, ставил на карту по тридцать тысяч золотом.

Чрезвычайно высоко ценила престарелая императрица, уже растерявшая изрядную долю природной своей проницательности, и человеческие качества Валериана Зубова, большей частью мнимые. Окружавшая графа свита вспоминала, что в письмах на Кавказ, которые Зубов своим ближним зачитывал вслух, Екатерина II называла его «прекрасной и доброй душой», «героем во всей силе слова», «храбрым воином», «вежливым и благородным рыцарем». Очень пухлый, несмотря на молодость, граф Апраксин, похожий на младенца-переростка, достаточно громко, чтобы слышал Зубов, занятый француженкой-дансоркой, говорил:

– Всемилостивейшая матушка-государыня наша изволила так отозваться о способностях и военных подвигах его сиятельства Валериана Александровича: «Блистательная младость таковая обещает вам век благополучия и всего доброго, чего только человек желать может…»

Ермолов заметил, как с неудовольствием наморщил свое смуглое красивое лицо Матвей Иванович Платов, как с плохо скрытой неприязнью поглядывает на придворных трутней боевой артиллерист Богданов. Он слышал, что царица серьезно почитает Зубова чуть ли не лучшим полководцем Европы, забывая генералов Репнина, Гудовича, Каменского. «Как неуместно хвалить военные способности графа Валериана Александровича, если существует сам бог войны – великий Суворов!..» – подумал Ермолов, невольно разделяя общее ощущение воинов-кавказцев. Очевидно, и Зубов почувствовал неловкость от возникшей невидимой стены между свитой и приглашенными армейскими начальниками.

– Господа! – крикнул он, отвлекаясь от быстрого и приятного французского разговора. – Прошу всех за столы, причем господ генералов приглашаю за стол ближний… – Он поискал в военной толпе Ермолова и добавил: – Алексей Петрович, ты сядешь со мною…