Проксима лжи

Впрочем, мириться с этим Дерябин был не намерен. Вернувшись в Москву, он решил развернуть уже собственное производство фальшивок, избежав при этом ошибок, допущенных Барановым. Начинать пришлось с полного нуля. Но самым печальным для его планов была даже не утрата мариц-клише, а то, что он не смыслил ровным счетом ничего ни в производстве бумаги, ни в процессе печати. И Евгений Дерябин… поступает одновременно на вечернее отделение «Керосинки» — Московского химико-технологического института, и на заочное обучение — в полиграфический и лесотехнический техникумы. Через полтора года круглосуточного корпения над учебниками Дерябин знал об интересующем его предмете все, а еще через год его бумага превзошла по качеству Барановскую. С полиграфией дело обстояло хуже, но в конце концов и в этом учитель был превзойден. Нужно было печатать пробную партию денег, и Дерябин сел за изготовление клише, благо в этом ему просто не было равных. Но тут на своих собственных Жигулях Дерябин попал в совершенно глупую аварию, и в ее результате лишился указательного пальца на правой руке. Держать оставшимися штихель, конечно, было можно, но о филигранной точности движений и силы нажима можно было забыть. Но не таким был Дерябин, чтобы сдаться. Он придумал принцип действия прецизионного строгального станка, который бы сам по принципу пантографа переносил бы на металл движения гравера, который бы просто водил некоей иглой наподобие древнего стилуса по рисунку оригинала. Причем чем сильнее гравер надавливал на стилус, тем глубже рез делал бы станок. Но между принципиальной идеей и ее воплощением иногда лежит пропасть, на преодоление которой уходит жизнь. Дерябин не хотел тратить на это так много времени. Уже придумывая станок, который он заранее в честь великого Доре назвал Гюставом, он знал, кто его может сделать.

Матвей Рюхин и Евгений Дерябин познакомились случайно. Дерябин жил недалеко от московского завод «Конвейер». Гараж, где стояла его машина, вместе с несколькими такими же приютился на пустыре у высокого заводского завода, опутанного колючей проволокой. В этих-то гаражах и подхалтуривал время от времени Матвей Рюхин, благо в Жигуленках, Волжанках и Москвичах обитателей гаражей ломалось что-то часто, а запчасти были редки. Гениальному механику Рюхину все их самые серьезные поломки были «на полчаса делов», а при необходимости он даже любую деталь мог выточить на на своем единственном на заводе японском станке с ЧПУ. Задумывая Гюстава, Дерябин знал, что сделает его Матвей Рюхин.

Дерябин умел и быстро сходиться с людьми, и знал, чем завоевать их расположение. Матвея он очаровал быстро, и скоро нашел «подходец» к нему, поняв, что ради здоровья дочери этот современный Левша и Кулибин в одном лице пойдет на все. Тонкий психолог Дерябин не ошибся — в конце концов Рюхин согласился делать Гюстава.

Машина получилась просто фантастической. У нее было восемь сервомоторов с фрезами, а функционально она была такова, что гравирование на плоскости было для нее простой забавой. Если бы понадобилось вырезать клише на цилиндрической форме, Гюстав легко бы справился с этой задачей. Он легко резал канавки шириной всего 10 микрон, а при желании мог бы делать и вдвое боле тонкую работу. Дерябин был в восторге от машины и щедро рассчитался с Матвеем Рюхиным. Но тот не знал, что единожды попав в лапы Евгения Дерябина, он был обречен.

Деньги, которые Дерябин заплатил Рюхину, были, конечно, по тем временам очень большими, но все же недостаточными для того, чтобы решить, например, квартирную проблему. Непрактичный Рюхин вообще не знал, с какой стороны к этому вопросу подступиться. Дерябин подсказал, что нужно выкупить чей-нибудь пай в кооперативе, и сам подыскал Матвею подходящий вариант. Но на это нужны были еще деньги, и Дерябин приступил ко «второму раунду соблазнения» Матвея.