Прокурор для Лютого

Гость явно провоцировал функционера на излишнюю откровенность: это было слишком очевидно, но обитатель больничной палаты не замечал подвоха: ему было не до того.

И в конце концов его словно бы прорвало: как из дырявого мешка, посыпались имена, фамилии и должности уважаемых людей, поставивших на «русский оргазм», заскакали аббревиатуры — МВД, ФСБ, ГУО ПР, ФАПСИ, Минюст, Минфин, беспорядочно запрыгали цифры фантастических сумм вкладов…

Прокурор слушал внимательно, ни разу не перебивая собеседника. Когда же тот, обессилев, замолчал, произнес с хорошо скрываемой патетикой:

— Я обещаю тебе… Я сделаю все, что в моих силах — деньги будут возвращены в самое ближайшее время. Тебе и всем нам воздастся сторицей — как и было договорено. Не переживай, не волнуйся — лечись, набирайся сил. Думай о себе. Все образуется. И помни главное: ты нужен России, ты нужен всем нам. Я говорю тебе это, как твой самый близкий и искренний друг…

— …я знаю тебя двадцать пять лет!.. Столько всего пережили: крах КПСС, развал Союза, все эти путчи, реформы, весь этот бардак… Я знаю тебя как человека кристальной честности… Ты ведь никогда…

Прокурор, поправив старомодные золотые очки на переносице, нажал на кнопку «стоп» — лежавший на столе миниатюрный диктофончик послушно замолк.

Сегодняшний день, в отличие от большинства предыдущих, был удачным — даже слишком. Кто мог подумать, что высокопоставленный функционер расколется, что он выдаст абсолютно всех? Конечно же, Прокурор знал большинство вкладчиков, о многих догадывался, но теперь признания кремлевского чиновника, записанные на пленку, из разряда досужих домыслов переходили в разряд вещественных доказательств.

Обладатель очков в золотой оправе улыбнулся, но улыбка вышла какой-то нервной, кислой: получалось, что в высшем чиновничьем истеблишменте преступников больше, чем во всех московских группировках.

— Банановая республика… Мафиозное государство, — бормотал Прокурор. — «Коза ностра», «Коморра» и Солнцево, вместе взятые — детский лепет на лужайке в сравнении с Кремлем. М-да: «Кремлевская преступная группировка» — это серьезно. Это звучит.

Казалось, услышанное в спецклинике повергло в растерянность даже его — такого информированного и спокойного человека.

— Продажные шкуры… — печально произнес хозяин кабинета. — Вот против кого надо спецотделы организовывать…

Тонкий палец Прокурора лег на кнопку диктофончика. Послышался тихий щелчок, и из динамика вновь заскрипел голос:

— …но кто — кто мог взять? Кто все это организовал? Почему? Ведь все было рассчитано, все было продумано до мелочей! Как так могло получиться?!

Прослушав разговор до конца, Прокурор извлек из диктофона микрокассету и спрятал ее в сейф. После чего, набрав какой-то, одному ему известный, номер телефона, произнес в трубку голосом скрипучим и важным:

— Рябина? Да, это я. Усильте контроль прохождения денег по всем ведущим европейским банкам — это первое. Второе — надави на милицию, чтобы усилили работу с Вареником. Этот тип должен знать многое… Третье — продолжить поиск Натальи Найденко. Четвертое — постоянно поддерживать контакт с Варшавой. Что — предлагаете Сухого брать? А вот этого делать не стоит, — в голосе звонившего неожиданно зазвучали металлические нотки. — Зачем он нам теперь? К тому же — без денег. Нет, ни в коем случае. — Прокурор, взяв со стола «Паркер» с золотым пером, принялся выводить на пустом гербовом бланке какие-то замысловатые узоры — видимо, чтобы лучше сосредоточиться. — А что наш молодой друг Лютый? Как успехи — хорошо, говорите? Форсируйте программу — он мне скоро понадобится, — сотовый телефон лег рядом с правительственной «вертушкой».

Прокурор, закурив, задумчиво посмотрел в окно, на красно-бурый кирпич древнего Кремля…

Глава одиннадцатая

…Подмосковье — низкие шиферные крыши тихой деревеньки, прозрачно-алый закат и три силуэта на фоне заходящего солнца: молодая женщина в воздушном платье, маленький ребенок и крепкий мужчина. Взявшись за руки, они идут по берегу пруда, о чем-то беседуя. Шуршат под ногами слежавшиеся еще с осени листья, уклейки вздувают на поверхности воды рельефные сферические круги, острокрылые ласточки носятся в вечернем воздухе, рыбаки вскидывают над солнечной дорожкой свои длинные, невесомые удилища.

Идиллия, спокойствие, тихая радость — и кажется, что так будет всегда…

Мужчина — это он, Максим Нечаев, просто Максим, и никакой еще не Лютый, а примерный муж и любящий отец. Женщина в воздушном платье — его жена Марина, а маленький мальчик — сын Павел. И лепечет что-то восторженное ребенок, и тихо улыбается мать, и дробится закат в рябоватой воде пруда, и счастливы все… И не покоятся они третий год на Хованском кладбище, а рядом, живые…

Резкий, чужой, металлический голос, прозвучавший над головой, полыхнул пронзительно, жутко, вдребезги разбивая картину, казалось бы, навсегда забытого прошлого:

— Тревога! Вариант номер два. Лютый, приказываю вам покинуть помещение, цель — пункт пять, двадцать пять минут на все. Время пошло.