Прокурор идет ва-банк. Кофе на крови. Любовник войны

– Скорее всего, она покончила с собой! – ответил Оболенцев. – Но я думаю, что ее просто поставили в такое положение, когда единственным выходом для нее ей показалось самоубийство… Маша, подумай, может, нам станет легче, если мы вместе попробуем пережить наше горе? Я постараюсь Ваниному ребенку заменить отца…

– Кирилл, не надо меня жалеть! – тихо ответила Маша. – Спасибо тебе, что ты не бросаешь нас в тяжелую минуту. Я всегда рада тебя видеть, у меня, кроме тебя, никого нет. Но…

Из ее глаз опять полились слезы. Оболенцев взял Машину руку и нежно поцеловал ее. Затем, ни слова не говоря, вышел из квартиры…

Очную ставку Борзовой с Каменковой Оболенцев проводил у себя в кабинете.

Женщины находились у разных концов стола. В центре сидел Оболенцев.

– Гражданка Борзова, гражданка Каменкова дала показания, что она платила по вашему требованию ежемесячно…

– Вранье! – решительно перебила Оболенцева Борзова и театрально добавила: – Кирилл Владимирович, прошу оградить меня от этой базарной торговки!..

– Это я – базарная? – Каменкова даже приподнялась со стула, собираясь броситься на Борзову и вцепиться ей в волосы. – А ты…

– Надежда Николаевна, успокойтесь! – укоризненно покачал головой Оболенцев.

– Чего вы с ней валандаетесь? – возмутилась Каменкова.

– Значит, вы утверждаете, что денег у гражданки Каменковой никогда не брали?

– Я вообще не помню, когда последний раз ее видела.

– А что же вы тогда делали дома у Каменковой семнадцатого сентября? В ее квартире?

– Я? – опять театрально подняла брови Борзова.

– Ты, ты! – неожиданно закричала Каменкова.

– Кирилл Владимирович, – передернула плечами Борзова, – уверяю вас, эта женщина или больная, или что-то путает.

– Нет, вы поглядите на эту заразу! – вскочила со стула Каменкова. – Сулила отступного, чтобы я помалкивала, а теперь…

– Гражданка Каменкова! – резко оборвал ее Оболенцев. – Ведите себя пристойно! – Он снова повернулся к Борзовой: – Свидетели Заец и Бардашевич показали, что видели вас, когда вы выходили от Каменковой. Что вы на это скажете?

Борзова брезгливо отмахнулась от Каменковой.

– Скажу… только уберите отсюда эту…

Она прошептала что-то неразборчивое, Оболенцев не услышал, но Каменкова, очевидно, прочитала все по губам, потому что опять вскочила со стула и завопила:

– Ну, тварюга!

– Надежда Николаевна, – опять перебил Каменкову Оболенцев, – спасибо, сегодня вы свободны. Вот ваш пропуск! Жду вас завтра!

Оболенцев подписал пропуск Каменковой. Она взяла его и вышла из кабинета, бросив уничтожающий взгляд на Борзову и даже не попрощавшись с Оболенцевым.

Борзова, нервно ломая пальцы, возбужденно заговорила:

– Да, брала! Брала, потому что все берут, всем надоело нищенствовать!

– Ну, то, что вы брали… и много, нам хорошо известно. А куда деньги шли дальше?

Борзова подняла голову, внимательно посмотрела на Оболенцева и, прищурив глаза, почти шепотом сказала:

– Дальше? А вы что, сами не знаете? Или вы хотите, чтобы меня в камере задушили?

– Тамара Романовна! – поморщился Оболенцев. – Здесь вы за свою жизнь можете быть совершенно спокойны. Не изображайте из себя жертву системы… Вы были не винтиком, а мотором и, требуя мзду, сами толкали людей на преступления… Брали и давали…

– Не будьте идеалистом! – перебила его Борзова. – Они воровали, – она уличающим перстом указала на дверь, за которую только что вышла Каменкова, – воруют и будут воровать, как бы вы тут ни старались. А Бог велел делиться!..

С каждым днем дело все разрасталось и разрасталось, пухлые папки одна за другой вставали друг за другом, выплывали все новые и новые эпизоды.

Борзова отправили в Институт имени Сербского на обследование, где он благополучно провел вдали от допросов несколько месяцев.

Как только его вернули в следственный изолятор и Оболенцев получил заключение судебно-психиатрической экспертизы, он вызвал Борзова на допрос.

Два конвоира ввели его в кабинет и, закрыв за собой дверь, удалились.

Борзов сел на стул, закинул ногу на ногу, кривясь, нагло посмотрел на Оболенцева.

– Ваша тетушка внесла в кассу ремонтно-строительного управления четыре тысячи восемьсот шестьдесят три рубля восемьдесят семь копеек за строительство этого дома, – Оболенцев придвинул к Борзову фотоснимки, – в то время как, по заключению экспертов, стоимость фактически выполненных работ по госрасценкам превысила шестьдесят тысяч. Как вы это объясните?

– Домом я не занимался, спрашивайте у тетки.

– Почему же тогда командир стройбата ежедневно докладывал о количестве солдат на объекте вам, а не тетушке? И вы, а не тетушка, распорядились изготовить для дачи специальную мебель, облицовочные панели, особые дверные ручки, петли и решетки для ограждения территории, забыв заплатить за это. Так?

– Вы тут столько наговорили, что в голове все перемешалось, – пожаловался Борзов. – Что-то у меня с памятью…

– Память у вас в порядке. – Оболенцев раскрыл папку и зачитал выдержку из заключения судебно-психиатрической экспертизы. – Петр Григорьевич! Хватит валять дурака!

Борзов набычился.