– Научишь, Эд? – опомнился он, бросившись опередить, когда Порохов, легко прижимая локти к бокам, с прямой спиной, двинулся за ножами к щиту. – Научишь?
Тот даже головы не повернул; еще бы ковбойскую шляпу на голову – и вылитый Крисс из «Великолепной семерки»! Тимоня раз пять тот фильм смотрел в заводском клубе, спички пробовал, как ковбои, от подошвы зажигать, только не получалось.
– Что хочешь сделаю! – дергал он ножи из мишени, не замечая внезапно заалевших от крови пальцев, не чувствуя острой боли.
– Стоп! – одернул Порохов. – Без рук останешься. Не видишь, в крови уже весь.
– Да черт с ними! Пустяки.
– Не дергай ножи! Это тебе не девок за сиськи хватать. С ножами бережно надо.
– На мне, как на собаке, – Тимоня сиял от счастья. – Научишь?
– Научу, научу. Терпения наберись.
– Заживет до свадьбы, – подпрыгнул и крутанулся вокруг себя от восторга Тимоня, выдернул последние ножи и протянул их Порохову. – Кстати, ты на свадьбу идешь?
– Пригласил меня Аргентум.
– Он всех наших позвал. Пойдем, Эд? Гульнем. Первого своего женить будем.
– Не знаю.
– Рубик идет, Хабиба, Колян, Серега… Даже Мадам Бовари собирается. Я ее сегодня в мастерскую возил. Завиваться-подвиваться. И Ксюху тоже.
– А это кто такая?
– Ксюша-то?
– Ну да.
– Так это сама невеста и есть!
– Как?
– А ты не знал?
– Она невеста?
– Это что же? Серебряный тебя звал, а на ком женится – не сказал?
– А я и не спрашивал.
– Ксюшка! Она же Жорика бросила, когда Аргентум ее подцепил. Жорик ведь и творил чудеса на стадионе из-за этого! А ты не знал ничего? Я же рассказывал!
– Да, вспоминаю…
– Ты же сам ее домой тогда отвозил! Она промолчала?
– Да мы и не знакомились толком.
– Пойдем, Эд. На свадьбе и познакомитесь. Все наши будут. Оторвемся по полной.
– По полной, говоришь?
– А че?
– Ладно, подумаю.
– Тогда я за тобой забегу?
– Не надо. Я сам как-нибудь…
– Ну я пошел. С Рубином договорились одно дельце прокрутить на мотиках.
– Постой-ка, Тим, – Порохов схватил убегающего Тимохина за рукав. – А эта девушка… Ксения? Она что же, давно с Аргентумом встречалась?
– Что это тебя разобрало?
– Да так. Странно все.
– Если интересно – тебе бы у Жорика спросить. Он с ней до армии кантовался года два-три. Любовь была – не разлей вода. Платоническая, по юности. А с Серебряным она встречается с месяц. Не думала уже, что Жорик вернется, вспомнит. Разговор пошел, будто нашел тот где-то на стороне зазнобу круче. Вот Серебряный ее и сманил. А тут Жорик нагрянул как снег на голову.
– А правда, что беременная она?
– Чего не знаю, того не знаю. Со свечкой не стоял. Но думаю – врут бабы. Ксения девка степенная. За ней тут многие приударяли без Жорика-то. А она ко всем, как снежная королева.
– Вот аж как?
– Сам пробовал, – Тимоня улыбнулся над прошлыми потехами. – Не подступишься.
– А Аргентуму, значит, удалось?
– А ты спроси их, баб! – Тимоне и самому, видно, было невдомек. – Аргентум жаден, как тот жид на ярмарке, а ей, говорят, бисер метал.
Тимоня давно убежал по своим делам, а Порохов все стоял, задумавшись, у деревянного щита.
Двор его диковатой дачи был пуст, зарос за маленьким неказистым домиком сорняком и коноплей, лишь посохшие деревья с ветками, словно металлические проволоки; захламленный запчастями машин и мотоциклов гараж без ворот еще напоминал о редких визитах хозяина. И все грустило в запустении. Дворняга без имени, застрявшая было перезимовать по случаю, вытерпела лишь до весны и с первым теплом пропала. Даже кошки, и те не отваживались останавливаться на длительное жительство. Вдовец никого не прельщал.
После смерти жены Порохов и сам особенно не задумывался о серьезных отношениях с женщинами. Двое малолетних детей воспитывались у тещи. Он периодически навещал их в свободные дни, на большее не хватало. Если особенно разбирало, заглядывал к давним подружкам, где всегда находилась какая-нибудь шалунья. И этим обходился. Свою Светку забыть ему никак не удавалось. А он и не пытался…
Стемнело. И луна уже плутала в чернеющих облаках на небе, когда Порохов вышел из дачного домика на порог, потянулся в дверях, постоял и поднял голову. Повыскакивали любопытные звезды, таращась вниз, и тишина стояла такая, что екало сердце.
«Что это я, как девица на выданье? – повел плечами Порохов. – Вроде на свадьбу собрался, а не замуж!»
Он хмыкнул, решительно захлопнул дверь и направился к дожидавшемуся его мотоциклу. Руль «ковровца» поблескивал в лунном свете. Пробирала внутренняя дрожь. «А нервишки-то не отжили еще, – подхлестнул он себя. – Живое, значит, в тебе еще что-то колышется. Ну будь что будет!»