Прокурор по вызову

— С чем согласен? — уточнил Турецкий. — С тем, что веледниковские жители не совершали поджога, или с тем, что это может служить основанием для передачи дела?

— А в Веледникове Шестов никого не знал, кроме соседей, возможно, но никого из них в тот день на даче не было, — продолжил Соколов, пропустив слова Турецкого мимо ушей. — Значит, корни преступления, еще раз подчеркиваю, если это было преступление, уходят в Москву.

— Логично, — кивнул Турецкий, — но мы прекрасно знаем, как работает наша система. Она не руководствуется логическими доводами и соображениями целесообразности. Следствие ведет тот орган, на территории которого совершено преступление. Дело передается другому органу, если есть основания для объединения его с другим делом.

Соколов пожал плечами:

— Вы мне лекцию хотите прочесть?

— Нет. Я хочу, чтобы вы мне помогли разобраться, почему дело Шестова, вопреки существующим нормам, решено было передать в Прокуратуру Москвы. Само собой, такое решение состояться не могло, несмотря на его осмысленность с практической точки зрения, в чем вы меня только что пытались убедить.

Соколов еще раз пожал плечами:

— Решение о передаче дела принимал не я, как вы понимаете. Меня вызвал начальник следственного управления Мосгорпрокуратуры и сказал: «Примешь дело по факту гибели гражданина Шестова». Я, конечно, поинтересовался, почему оно передано нам.

— И он сказал вам примерно то же, что вы мне только что изложили?

— Да.

— А о подоплеке вы не догадываетесь? Вы же говорили с районным следователем.

— У районного следователя мания преследования. У них там два тяжких преступления в год, наверное, на весь район. Убийство, тем более не бытовуха, — явление редкое. Он в это дело зубами вцепился. Вот вам и подоплека.

— Не понял! — удивился Турецкий. — Не вижу связи.

— Что тут непонятного, Александр Борисович?! — Соколов посмотрел на него с недоуменным выражением. — Следователь хочет сесть в кресло районного прокурора, ему нужно отличиться. А прокурору нужно не позволить следователю отличиться. Все ясно, как дважды два. Кроме одного: какое отношение имеет к этому Генеральная прокуратура?

— Теперь самое прямое. С постановлением заместителя генерального прокурора я вас ознакомлю, — сказал Турецкий, изображая напряженную работу мысли. — А сейчас — спасибо за помощь.

Из машины Турецкий позвонил Лидочке:

— Встречаемся через двадцать минут в сквере напротив бронетанковой академии.

— Что-то случилось? — заволновалась Лидочка.

— Нет, не случилось, — поспешил он ее успокоить.

— Тогда почему такая срочность?

— Через двадцать минут, — Турецкий не стал вдаваться в подробности, — жду.

Срочности особой как бы и не было, но по телефону он разговаривать не хотел — Лидочку могли прослушивать, хотя и это сомнительно.

Она опоздала на десять минут. Села на другом краю лавочки, потом подвинулась и попросила огоньку.

— Конспирация? — поинтересовался Турецкий, доставая зажигалку.

Она кивнула.

— Вообще-то я не курю. Специально купила. — Она повертела в руках пачку «Парламента».

— Тогда угости. — Турецкий затянулся. — Не надо вертеться. Если за нами кто-то наблюдает, ты все равно его не заметишь. Лучше делай вид, что просто села покурить.

— За мной следят? — ужаснулась она.

— Не знаю, — признался Турецкий, — это не так важно. Что они могут увидеть? Меня? Я и так уже засветился по полной программе, когда взялся раскапывать обстоятельства смерти Шестова. Считай, что я их провоцирую.

— Кого «их»?

— Пока точно не знаю.

— Не тяните, пожалуйста, Александр Борисович! — Лидочка заметно нервничала. — Зачем вы меня вызвали? Вам хоть что-нибудь удалось разузнать?

— Извини. Твои «темные личности» приезжали к Шестову на следующий день после пожара. Очевидно, за документами. Из чего я делаю вывод, что к его гибели они непосредственного отношения не имеют. В Веледникове тебя видела одна старушка, когда ты уезжала.

Лидочка молча закрыла лицо руками.

— Спокойствие! — Турецкий взял ее за руку. — Только спокойствие. Во-первых, было темно, она не сможет тебя опознать, во-вторых, гибель Шестова признана несчастным случаем, следствие прекращено. В-третьих, ты же никому не говорила, что ездила к Шестову вечером на дачу?

— Нет.

— Значит, либо Шестов кому-то проговорился, что документы привезешь именно ты, либо за его дачей наблюдали. А скорее — и то и другое сразу. Он сказал Тихонову и Свешникову. А видел тебя Братишко.

— Аркадий?!

— Не обязательно лично. — Турецкий усмехнулся. — Я тоже плохо себе представляю его засевшим в кустах на соседнем участке, если ты это имеешь в виду. Но по-другому он не мог выяснить, что ты как-то связана с этой историей. Или он просто взял тебя на пушку?

— Нет! — Лидочка покачала головой. — Он точно знал, что я там была.

— Допустим. В таком случае его осведомленность — штука обоюдоострая. Теперь по поводу документов: как они выглядели?

— Черная кожаная папка. В ней около сотни стандартных листов.

— Папка со скоросшивателем? Может, с металлическими уголками? Что-то от нее должно было остаться, когда она сгорела?

— Нет. Простая кожаная папка.