Прокурорский надзор

Ложусь в постель, и меня снова охватывает отчаяние. От бессилия что-либо предпринять, от жалости к самому себе, из глаз текут слезы. Закрываю голову одеялом, чтобы не увидели мою слабость. Постепенно успокаиваюсь. Мозг снова работает, ищет выхода. К сожалению, выход у меня только один. Подсознательно мой план возник в тот момент, когда я попросил Сашка принести нож. Сейчас он начинает оформляться, принимает конкретные формы. Для осуществления необходим нож. Бритва не годится. Вскрыть вены здесь, в изоляторе — совершенно бессмысленное занятие. Смотрю на свои руки, до локтей иссеченные белыми шрамами, швами — свидетелями аналогичных попыток. Во-первых, постепенно истечь кровью мне здесь никто не даст. Во-вторых, при сверхсвертываемости моей крови нужна горячая вода. А здесь ее негде взять. Значит — сонная артерия. В КПЗ попытался до нее добраться с помощью половинки бритвенного лезвия, но только разворотил себе мышцу. Кроме внешнего эффекта (одному из наблюдавших эту «жанровую» сценку молоденькому парнишке стало плохо) ничего не добился. Значит — нож. Теперь у меня снова появилась цель. Для этого мне необходимо попасть из изолятора в общую палату. Как это сделать? Ведь мой недруг в белом халате сделает все, чтобы отправить меня в краевую «зоновскую» больницу прямо отсюда. Но я знаю, что в ближайшее время этапа быть не должно — где-то через месяц — полтора. Логика подсказывает, что спецэтапом меня не отправят, во всяком случае, пока есть внешние признаки «суицида». Решаю дождаться утреннего обхода, на котором будет «вольный» врач.

Утром он появляется в сопровождении хорошо мне знакомого фельдшера Гены (тоже из зэков) и моего врача. Поскольку я уже успел отказаться от завтрака, это молодой добродушный парень в очках интересуется причиной голодовки. Заявляю во всеуслышание, что ни медицинской помощи, ни пищи в изоляторе принимать не буду.

Подошедшему после обхода со шприцем для очередного укола недругу доверительно сообщаю о совершенно измучившем меня желании расколоть ему башку и для пущей убедительность кладу руку на стоящую у изголовья стойку капельницы. Выразив неудовольствие сделанным мной сообщением, причем отнюдь не на латыни, сей ученик Гиппократа с достоинством удаляется, пообещав вернуться с подкреплением и силой излечить от поразившего меня недуга. Но то ли не сумел собрать нужного числа добровольцев под свои знамена, то ли «вольник» запретил — до вечера меня никто не тревожит.

Вечерняя проверка. Лица, находящиеся в больнице, на плац, где строится вся зона, не выходят. Когда колония построена на плацу, наряд «прапоров» во главе с ДПНК (дежурным помощником начальника колонии) проводит проверку в медпункте. Зона терпеливо ждет — будь то жара, пронизывающий ветер или дождь. В последнем случае, проверяющие в плащпалатках проходят по рядам зеков и отбирают куски мешковины или полиэтилена, которыми те пытаются защититься от льющихся сверху потоков воды.

Порядок построения всегда одинаков: каждый отряд строится в колонну по шесть человек в ряд с небольшим интервалом между отрядами — для удобства подсчета. В первой шеренге — «пинчи» или «опущенные». Эта первая шеренга, часто неполная — повод для постоянной войны между дежурным нарядом и зэками. Несмотря на то, что незаполненная шеренга затрудняет подсчет, который здесь ведется (как на скотном дворе по головам), ни один зэк не согласится встать в один ряд с отверженными. В этом случае один шаг вперед делает человека изгоем в среде своих вчерашних товарищей. То же грозит и зэку, осмелившемуся по незнанию или еще по какой либо причине, сесть за два передних стола в столовой, раздевшемуся на специальной лавочке в бане и т. д. Поэтому в дежурство особо принципиального капитана по кличке «Князь», кто-нибудь отправляется в штрафной изолятор (ШИЗО).

Дверь изолятора открывается, входит прапорщик «Фикса» — здоровенный и, в общем, симпатичный парень. Население зоны его уважает, считает справедливым и порядочным. «Фикса» — великий художник по части устного фольклора, что в этой среде высоко оценивается специалистами. Есть у него и еще одно качество, выделяющее его из толпы «прапоров». Здесь принято делать заказы зэкам, среди которых есть неплохие ремесленники, на изготовление тех или иных предметов. Обычно с исполнителем никак не расплачиваются, хотя иной раз и обещают. И никогда осужденный не осмелится отказать, понимая, что обиженный его отказом охранник может создать массу бытовых неудобств строптивому. Так вот, «Фикса» всегда щедро расплачивается за заказ конфетами, сигаретами, чаем. Мне как-то самому пришлось выполнить его просьбу — поскольку за мной закрепилась слава художника. «Фикса» заказал мне набор подкассетников. Качеством он остался доволен и постарался компенсировать мне потерянное время.

Проверяющий подходит ко мне: «Ну, что это ты? Жить надоело, что ли?» По тону видно, что он сочувствует мне. Немного постоял у кровати и пошел в общую палату.

После волнений прошедшего дня меня неудержимо тянет в сон и, несмотря на сосущее чувство голода, я мгновенно засыпаю.