Мы выстроились в ряд голыми на кафельном полу, а перед нами один из черных парней и в руке у него черный пластиковый шланг. Он разбрызгивает вонючую дезинфицирующую жидкость, густую и тягучую, словно яичный белок. Сначала — волосы, потом — спина, а теперь поворачивайтесь и подставляйте щеки!
Ребята жаловались, и дурачились, и шутили насчет всего этого, стараясь не смотреть друг на друга и на эти маячащие маски цвета грифеля, словно из фильма ужасов, отпечатанные на негативе, направляющие на нас мягкие, сдавленные ружейные стволы из ночных кошмаров. Мальчишки подначивали черных ребят, говоря:
— Эй, Вашингтон, как вы будете развлекаться
— Эй, Уильямс, можешь сказать, что я ел на завтрак?
Все смеялись. Черные парни сжали зубы и не отвечали; раньше, пока этот рыжий не появился в отделении, такого не бывало.
Когда Фредериксон надул щеки, в ванной комнате раздался звук, от которого мелкий черный парень едва не свалился с ног.
— Слушайте! — провозгласил Хардинг, приложив ладонь к уху. — Это небесный ангельский глас!
Все шумели, смеялись, подкалывали друг друга, пока черный парень не подошел к следующему пациенту, и в комнате внезапно наступила абсолютная тишина. Следующим был Джордж. И в ту же секунду, когда прекратились смех, шуточки и жалобы, когда Фредериксон, чья очередь была следующей за Джорджем, вытянулся и отвернулся, а большой черный парень уже собирался попросить Джорджа наклонить голову, чтобы полить его этой вонючей дезинфицирующей жидкостью, — в эту самую секунду до всех нас наконец дошло, что происходит, и почему это происходит, и почему мы все ошибались насчет Макмерфи.
Джордж, принимая душ, никогда не пользовался мылом. Он даже не позволял никому передавать ему полотенце, чтобы вытереться. Парни из вечерней смены, которые обычно присматривали за нашими вторничными и четверговыми вечерними помывками, знали, что проще оставить все как есть, и не приставали к Джорджу. И так продолжалось долгое время. Все черные парни это знали. Но сейчас все понимали — и даже Джордж, отпрянувший назад, с трясущейся головой, прикрывающий себя большими узловатыми руками, — что черный парень с расквашенным носом и с прокисшими мозгами со своими двумя приятелями, стоявшими рядом и глядевшими, что он будет делать, не упустят такого шанса.
— Опусти голову, Джордж…
Все посмотрели туда, где через пару человек стоял Макмерфи.
— А-а-а, давай, Джордж…
Мартини и Сефелт стояли в душе не двигаясь. Водосток у их ног мелкими глотками всасывал воздух и мыльную воду. Джордж на секунду посмотрел в водосток, словно это он с ним разговаривал. Он смотрел, как тот булькает и давится. Потом снова взглянул на шланг в черной руке прямо перед ним, на слизь, которая медленно стекала из маленькой дырочки в конце шланга вниз по чугунным коленцам. Черный парень подвинул шланг на несколько дюймов ближе, Джордж отклонился еще дальше назад, мотая головой.
— Нет, не этой штукой.
— Тебе придется сделать это, Барабанный Бой, — сказал черный парень, и в его голосе звучало чуть ли не сожаление. — Ты
— Нет! — сказал Джордж.
— А-а-а, Джордж, ты просто не
— Нет насекомых! — сказал Джордж.
— А-а-а, дай я тебе расскажу. Джордж: я знавал случаи, когда эти ужасные насекомые на самом деле были как…
— Ну ладно, Вашингтон, — сказал Макмерфи.
Шрам на разбитом носу черного парня изгибался, словно неоновый шнур. Черный парень знал, кто говорит с ним, но даже не повернулся; что услышал, было видно по тому, как он замолчал, разогнул длинный серый палец и поднес его к шраму, полученному во время баскетбольного матча. Он потер нос, затем, растопырив пальцы, поднес их к лицу Джорджа.
—
— Нет
Черный парень на секунду отступил. Остальные двое смеялись над ним.
— Что-то не так, Вашингтон, братишка? — спросил большой парень. — Что-то задерживает процедуру, братишка?
Вашинтон шагнул обратно.
— Джордж, говорю тебе: наклони голову! Или ты наклонишь голову и вымоешься этим, или я до тебя
— Рука — нет! — сказал Джордж и поднял над головой кулак, словно был готов разбить на куски грифельно-серый череп, рассыпав зубцы, гайки и болты по всему полу.