Читаем Пролетая над гнездом кукушки полностью

Два других черных парня появились через два года, пришли на работу с разницей только в один месяц, и оба выглядят настолько одинаковыми, что, я думаю, она сделала копию того, который пришел первым. Оба высокие, резкие, костлявые, и их лица обструганы до выражения, которое никогда не меняется, подобно наконечникам из кремния. Глаза всегда нацелены на главное. Если ты погладишь их против шерстки, они шкуру с тебя живьем сдерут.

Все они черные, как телефоны. Чем чернее они от природы, — это она поняла, перебирая длинный темный ряд, который был до них, — тем чаще готовы посвятить себя тому, чтобы чистить, скрести и содержать отделение в порядке. К примеру, форменная одежда этих парней всегда сияет, словно снег, и на ней не заметишь ни пятнышка. Белая, холодная и жесткая, как и ее собственная.

Все трое одеты в накрахмаленные белоснежные штаны и белые рубашки с металлическими кнопками по одной стороне и белые туфли, отполированные так, словно они изо льда, и у этих туфель красные резиновые подошвы, такие тихие, что они могут шнырять по холлу, словно мыши. Движения их бесшумны. Они материализуются в разных частях отделения всякий раз, когда пациент хочет побыть в одиночестве или с кем-нибудь посекретничать. Пациент уверен, что он один, когда неожиданно раздается писк, его щеки обдает холодом, он поворачивается в этом направлении и видит каменную маску, нависающую над ним у стены. Он просто видит черное лицо. Без тела. Стены такие же белые, как их рубашки, чистые и отполированные, словно дверца холодильника, и кажется, что черное лицо и руки плавают в этом белом царстве сами по себе, словно привидения.

Годы выучки не прошли даром, и три черных парня все чаще и чаще действуют в унисон с Большой Сестрой. Один за другим они открывают в себе способность разъединять определенные проводки и оперировать излучением. Она никогда не отдает приказов вслух и не оставляет письменных распоряжений, которые могли бы обнаружить посетители — жена или школьный учитель. В этом нет нужды. Они связаны длинными высоковольтными волнами ненависти, и черные ребята подскакивают, чтобы выполнить ее указания прежде, чем она об этом подумает.

После того как Большая Сестра набрала персонал, отделение функционирует, словно отлаженный механизм часов. Что бы ребята ни думали, ни говорили, ни делали — все просчитано месяц за месяцем вперед, основываясь на кратких замечаниях, сделанных Большой Сестрой в течение дня. Все фиксируется и идет на прокорм машине, которая — я слышал — гудит за стальной дверью сестринского поста. А оттуда возвращаются карточки ежедневных назначений, прокомпостированные узором из маленьких квадратных дырочек. В начале каждого дня должным образом датированные карточки ежедневных назначений вставляются в щель стальной двери и стены начинают жужжать: свет зажигается в спальнях в шесть тридцать: Острые быстро вылезают из постелей, иначе черные ребята могут их оттуда вытолкать пинками и заставить работать, надраивая пол, вытряхивая пепельницы, полируя царапины на стенах, где какой-нибудь пожилой парень отдал концы днем раньше, свалился с отвратительным запахом дыма и жженой резины. Колесики опускают на пол длинные мертвые ноги и ждут, словно сидячие статуи, когда кто-нибудь подкатит им кресло. Овощи мочатся в кровать, приводя в действие звонок, и их вывозят в кафельную, где черные ребята обмывают их из шланга и натягивают чистые зеленые штаны…

Шесть сорок пять — зажужжали электробритвы, и Острые выстраиваются напротив зеркал в алфавитном порядке: А, Б, В, Г… Ходячие Хроники вроде меня входят, когда с Острыми покончено, а потом ввозят Колесиков. Трех старых парней оставляют. У них под подбородками тонкая пленка желтой плесени, их бреют на их собственных стульях в фойе дневной комнаты, кожу натягивают на лоб, чтобы она не втягивалась в пасть электробритвы.

Время от времени утром — в особенности по понедельникам — я прячусь и пытаюсь нарушить распорядок. В другой раз решаю, что будет лучше стать на свое место между А и В в алфавитном порядке и двигаться в обычном режиме, как и все остальные, не поднимая ног, — мощные магниты в полу двигают по отделению персонал, словно покупных марионеток…

Перейти на страницу:

Все книги серии Alter ego

Доктор болен
Доктор болен

Энтони Берджесс — известный английский писатель, автор бестселлера «Заводной апельсин», экранизированного режиссером Стэнли Кубриком, и целого ряда книг, в которых исследуется природа человека и пути развития современной цивилизации.Роман-фантасмагория «Доктор болен» — захватывающее повествование в традициях прозы интеллектуального эксперимента. Действие романа балансирует на зыбкой грани реальности.Потрясение от измены жены было так велико, что вырвало Эдвина Прибоя, философа и лингвиста, из привычного мира фонетико-грамматических законов городского сленга девятнадцатого века. Он теряет ощущение реальности и попадает в клинику. Чтобы спастись от хирургического вмешательства в святая святых человека — мозг, доктор сбегает из больничного ада и оказывается среди деградирующих слоев лондонского дна конца двадцатого века, где формируются язык и мышление нового времени.

Энтони Берджесс , Энтони Бёрджесс

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза