Пролетая над гнездом кукушки

Он довольно долго тыкал руками в лицо парню, ожидая, найдет ли тот, что ответить. Парень посмотрел на руки, потом на меня, потом опять на руки. Когда стало ясно, что он ничего сказать не хочет, Макмерфи отошел к его дружку, прислонившемуся спиной к холодильнику с газировкой, выдернул у него из руки десятидолларовую купюру доктора и направился к соседнему гастроному.

— Вы, ребята, выпишите счет за бензин и направьте его на адрес больницы, — бросил он им через плечо. — Я намерен потратить наличку, чтобы дать ребятам немного освежиться. Думаю, мы можем себе это позволить — в счет новых «дворников» и восьмидесяти восьми процентов масляных фильтров.

К тому времени, как он вернулся, все чувствовали себя смелыми, словно бойцовые петухи, и раздавали заправщикам указания: подкачать запасную шину, протереть стекла и соскрести там, где птичка нагадила на капот, будьте так любезны, как будто мы все были большие шишки. А когда здоровый парень, протирая ветровое стекло, не угодил Билли Биббиту, Билли тут же завернул его назад.

— Вы не в-в-вытерли там, где жукк в-в-вляпался.

— Это не жук, — насупившись, сообщил парень, соскребая что-то ногтем. — Это птица.

Мартини из другой машины прокричал, что это не могла быть птица.

— Если бы это была птица, там были бы кости и перья.

Парень, подъехавший на мотоцикле, спросил, на кой хрен мы все вырядились в зеленую форму; это что, какой-то клуб? Хардинг тут же влез в разговор и объяснил ему:

— Нет, друг мой. Мы — психи из больницы дальше по шоссе, чокнутая глина, треснутые горшки человечества. Хочешь проверить меня на тест Роршаха? Нет? Торопишься? Ах, он уехал. Какая жалость. — Хардинг повернулся к Макмерфи: — Никогда раньше не осознавал, что психическая болезнь имеет свои преимущества — силу, могущество — в таком вот аспекте. Подумайте об этом: чем безумнее человек, тем он могущественнее. Возьмем, к примеру, Гитлера. Посредственность, у которой съехала крыша, разве не так? Тут есть пища для размышлений.

Билли открыл девушке банку с пивом, и она, вспыхнув, вознаградила его такой ослепительной улыбкой и своим «спасибо, Билли», что он принялся открывать банки всем подряд.

Наши голубки тем временем разгуливали туда-сюда по тротуару, заложив руки за спину.

Я сидел в машине, чувствуя себя совершенно здоровым, прихлебывал пиво; мог слышать, как пиво вливается в меня — ш-ш-ш, ш-ш-ш, — типа этого. Я уже забыл, что на свете может быть такой прекрасный звук и такой прекрасный вкус, как звук и вкус пива, которое глотает человек. Я сделал еще один большой глоток и стал смотреть вокруг — о чем еще я позабыл за эти двадцать лет.

— Парень! — сказал Макмерфи, усаживаясь за руль, отодвигая девушку в сторону и прижимая ее к Билли. — Ты выглядишь как Большой Вождь, который вот-вот переберет этой огненной воды! — и бросил машину прямо в самую гущу движения, а доктор кричал сзади, чтобы мы были осторожнее.

Он показал нам, что могут сделать небольшая бравада и определенная доля мужества, и мы решили, что он научил нас всем этим пользоваться. Всю дорогу до побережья мы веселились, прикидываясь страшно храбрыми. Когда на светофоре люди глазели на нас, в наших зеленых пижамах, мы вели себя точь-в-точь как он: сидели прямо, с каменными лицами и делали вид, что мы страшно крутые, с ухмылкой пялясь на них, пока у них не глохли моторы и они не опускали солнцезащитные козырьки, а когда включался зеленый, продолжали стоять, страшно напуганные тем, что в трех футах от них оказалась толпа бешеных обезьян, а помощи ждать неоткуда.

А Макмерфи тем временем вез нас, двенадцать человек, к океану.

Макмерфи, наверное, лучше всех понимал, что наши «крутые» взгляды были всего лишь игрой, потому что мы все еще были не в состоянии по-настоящему над кем-то посмеяться. Может быть, он и не понимал, почему мы не хотим смеяться, но понимал, что никогда не сможешь быть действительно сильным, если не видишь смешную сторону вещей. На самом деле он так усердно старался показать нам смешную сторону, что я даже подумал: может быть, он был слеп ко всему остальному, может быть, он не способен рассмотреть тот сухой смех, что возникает внутри тебя. Может быть, ребята тоже не могли этого понять, просто чувствовали давление разных радиосигналов и частот, распространяющихся во всех направлениях, которые сгибали тебя и толкали на тот или иной путь, чувствовали, как работает Комбинат, но я был способен это видеть.