Пролетая над гнездом жирафа

Я произнес это имя вслух, уставясь на зеленый куст, лежащий на полу. Это были не просто ветки – это был прямо целый куст, размочаленный, жестоко разломанный и вырванный с корнем. Какой же бешеной силой нужно обладать, чтобы сотворить такое, а потом еще и притащить в больницу! Шесть километров в мокрой одежде и ботинках, с огромным кустом в руках.

– Вы знакомы? – ироничный голос профессора вывел меня из столбняка.

Пенни тоже очнулась, ойкнула и поспешно прикрыла дверь, а я бросился на колени возле куста и начал перебирать ветки. Как же он подрос за четыре года! Я впервые осознал, как долго нахожусь в этих белых стенах.

– Доктор, Фрэнк вянет! Я могу поставить его в воду?

Доктор кивнул и позвал медсестру. Не то чтобы позвал, а просто заорал: “Пенни!!!”. А когда она робко заглянула в дверь, он вежливо попросил принести емкости с водой.

Я принялся ломать ветки, а Пенни принесла три красивые фарфоровые вазы и целую стопку металлических “уток”. Наверное, вазы использовались персоналом для праздничных букетов. Я благодарно кивнул медсестре. А Доктор подошел ко мне и присел рядом на корточки. Я заметил, что он был в белом халате, надетом на голое тело.

– Вы можете перекусить, Освальд, – мягко сказал доктор, кивнув на листья.

Я тут же набил полный рот и с радостью ощутил, как в желудок стекает зеленый густой сок, смешанный с моей слюной.

Доктор протянул мне складной нож.

– Так будет удобнее.

Я машинально взял его и начал составлять пышные букеты. Доктор встал и проследовал на свое место. И тут до меня дошло: впервые за много лет в моих руках оказался нож. Я с трудом проглотил комок недожеванных листьев и с удивлением посмотрел на него.

– Ты же не кинешься на меня с ножом, Освальд? – насмешливо спросил доктор Маб, заметив мой взгляд. – А ты знаешь, что твой случай вообще не требует госпитализации? Большинство пациентов с шизотипическим расстройством живут своей жизнью и лишь наблюдаются у психиатра. Это больше патология характера, а не психическая болезнь.

Я помолчал, переваривая эту информацию, и продолжил спасать зеленую листву. Когда все ветки были расставлены по банкам с водой, я сел на свой стул.

– Это еще один способ вызвать во мне злость? – я подозрительно взглянул на профессора, как верный пес, который не знает, погладит его хозяин или пнет ногой.

– Решай сам, – доктор развел руками. – Что ты сейчас чувствуешь?

– Ничего, – я правда не знал, что и думать. – Моя вина перед родителями будет всегда, за то, что я такой… какой есть.

– Ты ведь знаешь, что причина 90% душевной болезни – это генетика и проблемы окружения, то есть семьи. Так за что вина? За то, ты считаешь себя жирафом или за то, что ты не хочешь от этого избавляться?

– В моей семье все здоровые, обычные, не то что я.

– Почему ты все время мне рассказываешь про своих родителей, тебе что, семь лет?

– Я думал, это важно для вас, то есть для моего лечения.

– Давай я буду решать, что важно для твоего лечения, мне за это платят хотя бы. Так как насчет того, что ты живешь четыре года взаперти?

– Я не знаю. Если бы мне что-то сильно не нравилось, я мог бы сбежать, в конце концов.

– Тогда ты можешь идти, Освальд. Придешь завтра, перекусишь еще. И возьми пару букетов с собой.

Я преисполнился такой благодарности, что сделал то, чего все так боялись. Я сказал:

– Сегодня начинается Большая осенняя ярмарка, на стадион за ратушей съезжаются рыбаки и фермеры со всей округи. Там будет палаточный городок, сцена, концерт и все такое.

– Спасибо, я знаю. Я же подписан на тебя в соцсетях.

Доктор Маб улыбнулся, и в его оскале я увидел вождя варваров Аттилу, который был готов растоптать римский рай.

Я был сам не свой весь вечер, думая, что происходит там, за ратушей. Мысль о его складном ноже не давала мне покоя. Я был уверен, что сегодня вечером произойдет нечто более масштабное, чем пьяный дебош.

Меня это беспокоило больше, чем мысли о том, что я мог бы четыре последних года вести полноценную жизнь, лишь изредка наблюдаясь у психиатра. Я просто сделал опрос в своем блоге: “что лучше, потратить десять лет на то, чтобы вылечиться, или смириться с болезнью, подстраивая под нее свою жизнь?” Но читать комментарии не стал. Было совсем неинтересно чье-либо мнение по этому поводу.

Я мог думать только о том, что будет вечером. Мой Бог сидел на кровати в позе лотоса. Я скопировал его позу и весь вечер просидел так же, как он. И смотрел, как он смотрит на меня.

Сейчас я оглядываюсь назад и с благодарностью думаю о том, что доктор Макфлаер поселил нас вместе. Он хотел провести некий эксперимент, похожий на “эффект Девы Марии”. Однажды такое провернули в американской клинике. Врач познакомил двух сумасшедших женщин, каждая из которых считала себя Девой Марией. Когда их представили друг другу, одна внезапно сказала: “я не Дева Мария, я твоя мать, Анна.” И очень быстро пошла на поправку. А вторая так и осталась в психушке. Это, конечно, очень поучительная история, но я не понимал логики доктора Макфлаера. Ведь он поместил в одной палате бога и жирафа.