Пролетая над гнездом жирафа

Ах, моя милая юная Дейзи… Она, пожалуй, была единственной, кто воспринял мое помешательство легко и естественно, как некую данность. Когда у меня проявилось расстройство личности, ей было около 12 лет. В этом возрасте ты еще готов увидеть фей в чашечках цветков, а по ночам снятся единороги. Она приносила мне букеты из листьев и каталась на моих плечах, счастливо хохоча…

Теперь она стала другой. Девятнадцать чудных лет, молодая женщина, успевшая насладиться своей красотой. И уже научившаяся ей пользоваться. Подведенные черным глаза, темная бордовая помада – похоже, Дейзи вышла на тропу любви! Конечно, я не питал иллюзий – в этот раз она явилась не ко мне. Наша встреча была случайностью, досадной для нее.

Девушка влетела в кабинет, как самонаводящаяся торпеда. Я догадался о ее намерениях: все мужчины в городке вдруг померкли в сравнении с новой “опальной звездой”. Для первой красавицы появление профессора стало веской причиной немедленно влюбиться. И она влюбилась, почти не глядя.

За спиной прекрасной торпеды виновато топталась медсестра, и профессор кивнул ей: мол, я сам справлюсь с названной гостей. Дейзи впилась взглядом в доктора Маб и целую бесконечную секунду глядела ему в глаза, будто собираясь загипнотизировать его своим юным пылом. Затем стремительно прошла к столу, небрежно кинула на него бордовые перчатки и представилась:

– Дейзи Пардалис.

Наверняка она репетировала эту фразу все утро. Доктор Маб вежливо привстал, приветствуя дочку мэра.

Дейзи оторвала глаза от профессора с деланным безразличием, сделала круг по кабинету, разглядывая скудную мебель и давая возможность оценить ее гибкую фигуру, затянутую во что-то темно-зеленое и наверняка очень модное.

Сначала ее взгляд скользнул по мне поверхностно, как по шкафу. А затем, как голодный тигр, ее глаза впились в меня. Я смотрел на нее с глубоким сочувствием. О, если бы я мог, то постарался бы не напоминать о своем существовании. Чувство вины снова вдавило меня в кресло. И в то же время я почувствовал раздражение, что эта расцветающая красотка отвлекла от меня внимание доктора.

Девушка отвернулась от меня, растеряв довольно большую часть своего любовного заряда. У нее остались силы лишь выдать заготовленные фразу:

– Профессор, мы с родителями ждем вас сегодня на ужин. Отказ я не приму!

Не дав шанса ответить, она вылетела из кабинета. Как только дверь захлопнулась за Дейзи, доктор спокойно сел и вернулся к изучению моего дела. Мне показалось, что он тут же выкинул эпизод с девушкой из головы, уделив ему не больше внимания, чем мухе, пролетевшей мимо носа. Он убрал бордовые бархатные перчатки в ящик стола – и все.

Я же был взбудоражен, память моя вернулась в те времена, когда я еще считался странноватым юношей, а не конченым психом.

– Что вы думаете об агрессии, Освальд?

– Что? – странный вопрос доктора Маб вернул меня в реальность. – Вы имеете в виду, бывают ли у меня приступы агрессии?

– Нет, Освальд, я знаю, что у тебя не бывает приступов агрессии. – доктор Маб от внезапного раздражения даже перешел на “ты”. – Твоя медицинская карта более чем исчерпывающая. Она занимает более трехсот страниц вместо десяти. Мне интересно твое мнение относительно агрессии, как о свойстве человека.

– Я считаю, что агрессия – это обычное чувство присущее всем людям, – сказал я обиженно.

Его слова о том, что моя душевная болезнь заслуживает не более десяти страниц, сильно меня задели.

– О, я считаю так же, – он откинулся на спинку стула и с любопытством меня рассматривал, то ли как подопытную мышь, то ли как любопытную букашку, внезапно севшую на лацкан его пальто. У меня создалось впечатление, что доктор решил со мной просто дружески поболтать. – А как ты считаешь, Освальд, естественно ли злиться на других людей?

– Вы имеете в виду, доктор, естественно ли злиться на своих родителей? – в этот момент я почувствовал себя в “своей теме”.

Все врачи, лечащие голову, начинают терапию с детских травм.

– О, ты смотришь в суть вопроса, браво, Освальд! С тобой крайне приятно разговаривать!

Я был безмерно польщен и даже почти забыл про Дейзи и ее внезапное появление. Я думал, ждал, предвкушал, что профессор сейчас разложит по полочкам все мои родительско-детские отношения…

– Ты можешь идти, Освальд, до завтра, – сказал он тихо, а потом внезапно заорал. – Пенни!!!

Это было так громко, грубо, что я опять погрузился в некий транс. Медсестра робко приотворила дверь, я встал и неловко проскользнул через эту щелку в коридор, а потом неуверенно оглянулся. И успел увидеть, как доктор Маб подлетел совсем близко и с чрезвычайным грохотом захлопнул дверь перед самым моим носом.

"До завтра!" – когда обычное спокойствие вернулось ко мне, я снова был счастлив. Ведь скоро я должен был вернуться в его кабинет, говорить с ним. Вся моя сыновняя любовь, что была задушена в конфликте с родным отцом, обрушилась на доктора Маб. Он представлялся в моем смятенном сознании величайшим и всемилостивейшим папой Римским, отпускающим все тяжкие грехи.