Пролетая над Вселенной

– Я свяжусь с тобой из Лондона, – сухо сказал Стил. – Улетаю в командировку. Прости, говорить больше не могу.

Ночью Грегори позвонил из номера лондонской гостиницы. Он сообщил мне, что весь холодный, одинокий и пустой.

Ему никогда в жизни не приходилось переживать встряски, подобные той, которую я устроила ему. И теперь он должен тщательно обдумать, готов ли меня принять.

Этот самонадеянный, менторский тон вновь напомнил мне тот самый, от которого сбежала много лет назад. Я сначала остолбенела, а затем вдруг почувствовала, как отпускает меня гипноз, цепко удерживавший в своем плену несколько последних месяцев. Как вместе с дурманом эмоций осыпается позолота с непоколебимого образа Грегори Стила. Я почему-то не испытывала больше ни малейшего желания становиться опытным образцом для реализации его сложносочиненных фантазий. Служить человеку, который видит в тебе удобный инструмент для самоутверждения и избавления от комплексов? Подстраиваться под маятник непредсказуемых колебаний? Превращать свою жизнь в один большой компромисс? Ради чего? Ради добротного, сытого существования, в котором снова не будет места ни личной свободе, ни поэтическим изъявлениям, ни даже людям, с которыми приятно было бы общаться. К тому же, судя по намерениям Стила, я могу запросто потерять контакт с Димкой. Потому что буду бесправна первые пятнадцать лет совместной жизни, как указано в брачном контракте. Спорить с человеком на его территории окажется невозможным. Нас с сыном берут на иждивение, и мы обязаны подчиниться любому решению Стила.

В это самое мгновение с какой-то звенящей отчетливостью до меня дошло, что с данным человеком у меня ни-ко-гда и ни-че-го не сможет склеиться. Даже при его внешнем антураже и моем тщательном взвешивании каждого произносимого слова. Я не смогу больше день за днем выдерживать его изощренный прессинг, какими бы благородными намерениями он ни был мотивирован. Какими бы красотами ни был окружен. Никогда рядом с Григорием я не смогу почувствовать себя счастливой.

Трудно, трудно к нелюбимому,
Трудно к тихому войти…

Григорий ждал моей реакции. И я ему ответила.

Ответила, что не имею желания жизнь свою молодую тратить на рефлексии взрослого и состоявшегося во всех отношениях мужчины. Проблема холода и одиночества – его личная проблема, и никто, кроме него самого, помочь ему в этом не сможет. А вообще, мне эта проблема кажется надуманной от начала и до конца. На мой взгляд, существует только два глобальных обстоятельства, заслуживающих серьезных волнений. Остальное можно пережить. Не чихнув. Лично я вынесу всё что угодно, лишь были бы живы и здоровы близкие.

Вот пример. До настоящего момента меня мучила неопределенность. Я металась, страдала, ночей не спала. И в одно мгновение все прояснилось. И больше страдать я не хочу и не буду! Я благодарна судьбе за встречу с Григорием Стилом. С ним за небольшой временной отрезок я приобрела очень важный опыт. Многое переосмыслила, переоценила и постигла заново. Сама на себя взглянула словно бы со стороны и сама себе, наконец, понравилась. Я буду вспоминать Григория с огромной признательностью. Всегда! С огромной!

На этой высокой ноте мы расстались.

Я попыталась уснуть, но сон не шел и не шел. Встала, подошла к окну. Рыжий, болтающийся на ветру фонарь помигивал мне сочувственно. Я прикрыла глаза и на меня волнообразным потоком снизошли спасительные стихотворные строки:

С тобою быть желала я,
Любимой быть мечтала я,

От бед уплыть и от сомнений…
Со мною вновь печаль моя.

Я ухожу. В полночный час

Решаю все проблемы враз:
Соединенье невозможно —
Есть нечто, что сильнее нас.

Но надо жить. Скорбеть грешно!

И плыть по воле волн грешно,
В страданье можно черпать силу!
А побежденным слыть – смешно.

Ведь, видит Бог, боролась я,

Опорой быть стремилась я.
На все есть воля Провиденья,
А вовсе не вина твоя…

Наутро проснулась просветленной. В окно жизнерадостно светило солнце. Рядом сопел любимый ребенок, я чувствовала себя сильной, уверенной, совершившей судьбоносный поступок. Я умудрилась побороть Искушение, развенчать Иллюзию и, главное, избежала опасности окончательно потерять себя. Да-да, я сумела себя сохранить!

Неугомонные, разнокалиберные мысли кружили пестрым роем. Чтоб унять этот сумасшедший вихрь, не расплескивая понапрасну, решила вдумчиво и последовательно изложить их на бумаге. Подошла к столу, достала стопку чистых листов, взяла ручку и, немного поразмыслив, написала название: «Пролетая над Вселенной».

Вместо эпилога

– Алло, привет!

– Привет!

– Как дела?

– Спасибо, хорошо.

– Миша дома?