Пролетарское воображение. Личность, модерность, сакральное в России, 1910–1925

После Октябрьской революции велись горячие споры о содержании понятий «пролетарский» и «культура», которые являются неотъемлемой частью идеологии и риторики того времени, а также о связанном с ними понятии «культурная революция», которое выдвигалось на первый план[89]. Подобные споры начались не в 1918 году. Впервые вопрос возник на повестке дня после революции 1905 года, когда была предпринята попытка определить, что такое рабочая интеллигенция. Как было показано выше, рабочие-интеллигенты ощущали, с одной стороны, чувство неполноценности при общении с интеллигенцией, а с другой стороны – уверенность в себе, которая возрастала в процессе чтения книг, учебы и писательства, и потому стали настаивать на том, чтобы самостоятельно управлять своей культурной жизнью. Постоянно говорилось о том, что независимость, самоорганизация, самообразование, самодеятельность являются благом и насущно необходимы рабочим. Подобные ценности вылились еще до Первой мировой войны в бурные эпистемологические споры о том, кто владеет знанием, необходимым для создания новой культуры: исключительно рабочие или более широкий круг людей. Неоднократно подчеркивалось, что только выходцы из народа способны понять жизнь народа и говорить за народ. Один из наиболее влиятельных манифестов подобного рода – статья, опубликованная в 1912 году в популярном журнале «Новый журнал для всех», в которой Федор Калинин – в прошлом плотник, печатник, ткач, видный рабочий-интеллигент – утверждал, что рабочих людей от нерабочих отделяет барьер, который вторые не в состоянии преодолеть. Ф. Калинин писал: «Интеллигент же может еще думать» за рабочий класс, «но чувствовать за него он не может». А поскольку подлинное знание о мире требует не только научного рассуждения, но и эмоционального соучастия, то нерабочий в принципе не способен понять рабочего или говорить от его имени [Калинин 1912: 96–97, 106]. Эти идеи были подхвачены (или же развивались параллельно) рабочими писателями из Санкт-Петербургского народного дома, которые в 1913 году опубликовали сборник «Наши песни». В предисловии они заявляли, что, пока рабочие сами не станут писать о своей жизни, никакого «честного» и «верного» изображения рабочей жизни ждать не приходится[90]. Как уже говорилось, только простой человек может «плакать его слезами, а также радоваться его радостями», только рабочий может проникнуться всей глубиной «классовых чувств» рабочих и выразить их.

Эта аргументация, как ни удивительно, долго подпитывалась левыми интеллектуалами и, возможно, отчасти обязана им своим происхождением. Марксистский лозунг «Освобождение рабочих – дело самих рабочих» широко использовался марксистскими организациями и партиями, прежде всего меньшевиками и эсерами. Рабочие в своей практике часто воспринимали постулат Маркса «Социальное бытие определяет сознание» как основу пролетарского классового мышления. Многие партийные интеллигенты, особенно из числа меньшевиков, разделяли это мнение и опасались, что интеллигенты возьмут под свой контроль рабочее движение в России[91].