Пролог (Часть 1)

Компании, которые разделяли наше общество в зале, уже покинули его. Было около десяти часов вечера. Опустела и доска для прыжков над бассейном. Свет над водой погас, и бассейн казался уже не куском бирюзы, а черным ониксом в земле. Пусто было в зале. Только у противоположной стены, возле тяжелых драпри, закрывавших, по-видимому, вход в кухню, стояли по стойке «смирно» три фигуры: мастер церемоний, виночерпии и официант. Все трое смотрели в нашу сторону.

— Мы хотим только одного: чтобы Техас оставили в покое, — сказал хозяин, снова возвращаясь от музыки к политике. — Чтобы не вмешивались в нашу жизнь. Мы знаем, как добывать нефть. Мы знаем, как разводить коров. Мы, как видите, неплохо разбираемся в искусстве. А уж политику как-нибудь осилим. Во всяком случае, порядок будет у нас всегда. И если нам не будут мешать демагоги, вроде Кеннеди и Маккарти, никаких негритянских волнений у нас не будет.

От трёх фигур отделился негр-официант, подошёл к столу и быстро убрал тарелки.

— Кофе? — спросил он.

Подошёл виночерпий, выписанный из Европы, спросил с французским акцентом:

— Коньяк? Ликер?

Приблизился метр, он же мастер церемоний, он же королевский отпрыск. Спросил, будто ответил:

— Десерт…

Был выбран только кофе.

— В нашем клубе триста членов — самые уважаемые и, конечно, самые состоятельные люди города, — сказал хозяин сердито. — Мы хотим, чтобы нас не трогали.

Принесли кофе. Отхлебнув глоток, хозяин вдруг оживился:

— Я расскажу вам одну историю. В Вашингтоне собирались принять, один законопроект. Детали вам неважны, но смысл был таков: Вашингтон будет учить Техас, как жить. Мы узнали об этом, собрались в клубе. Что делать? И вот решили — поедем в Вашингтон. Собралось нас шестьдесят пять человек. Надели ковбойские сапоги, шляпы, приедали на аэродром, зафрахтовали самолет и через три часа — в Вашингтоне. Пришли в конгресс и так всей кучей в шестьдесят пять человек принялись ходить от одного конгрессмена к другому. Те спрашивают: «Что нужно для вас сделать, ребята?» Мы твердим одно: «Оставьте нас в покое. Провалите законопроект».

Хозяин, улыбаясь, вытер губы салфеткой. Воспоминание доставляло ему удовольствие.

— И что вы думаете? Добились своего. Нам обещали, что провалят законопроект. Мы сели в самолёт — и через три часа уже пили виски в клубе. Законопроект, конечно, не прошёл.

Он засмеялся, довольный.

— Нет, всё-таки демократия — это замечательная вещь. В конце концов у нас, если захочешь, можно добиться всего, — сказал он с некоторым назиданием в мой адрес

— Я был в Вашингтоне, — ответил я, — когда там около памятника Линкольну в фанерном городке жили бедняки — представители разных штатов. Вы знаете, конечно?

Он кивнул.

— Их было, по-моему, несколько тысяч. Они тоже ходили по министрам, по конгрессменам. Но ничего не добились. Их даже не приняли.

Он захохотал. Искренне, от души. Он решил, что я просто остроумно пошутил.

Мастер церемоний, виночерпий и официант, все стоявшие у входа в кухню, слегка заулыбались, услышав смех патрона. Они все время держали натянутой невидимую ниточку, которая связывала их с нашим столиком.

Обед был закончен. Королевский церемониймейстер, шепча слова благодарности, проводил нас из зала и у выхода раскланялся. Виночерпий и официант кланялись на расстоянии.

В вестибюле хозяин, взяв меня за руку, потащил в туалет.

Прошу прощения у читателей за эту деликатную подробность, но она имеет непосредственное отношение к дальнейшему повествованию.

Мужской туалет загородного клуба трехсот самых уважаемых семей города делился на две огромные комнаты, вернее даже — залы. Одна зала, так сказать, функциональная, была отделана мрамором (итальянским, конечно). На стенах — зеркала в позолоченных рамах. Потолок лепной — как в Сандуновских банях. И в четырёх углах зачем-то стояли четыре мраморных бюста второразрядных древнеримских мыслителей (подлинники, конечно).

Во «вспомогательной» зале пол был покрыт отличным тюркским (я уже считал себя специалистом этого дела) ковром, по углам расположились мощные бронзовые тетки, державшие в руках абажуры. Там и сям стояло штук двадцать больших, в стиле банкирской мебели начала века, кресел. У каждого кресла — маленький столик с газетами, журналами и телефоном. Посреди комнаты, был сооружён довольно большой фонтан, в котором плавали апатичные рыбки. Одну стену целиком занимало зеркало в позолоченной раме. И на длинной полке возле него стояли открытые баночки с кремами, пудрами, флаконы со средством от пота и прочие штуки, которые увидишь разве лишь в театральной гримировальной. Уж не королевский ли отпрыск развернул здесь свои таланты?

Мой миллионер вдруг хохотнул. Я взглянул на него, ожидая объяснений.