— Ваш батюшка так доволен гувернером вашего братца? — заметил Волгин. — Я очень рад, потому что подружился с дальним родственником и однофамильцем этого молодого человека — тоже молодым человеком. Потому-то я и слышал о вашем батюшке, что родственник моего знакомого, тоже Левицкого, гувернер вашего брата.
Нельзя было иначе, надобно было поступить решительно. — Опасность, о которой давным-давно забыл Волгин, вдруг нависла над его головою. Еще два, три слова — и Илатонцева назвала бы фамилию гувернера. Но — что значит храбрость и быстрота! — Теперь опасность была совершенно уничтожена — Волгин гордился собою. — Пусть теперь Илатонцева говорит о гувернере брата, что угодно, сколько угодно, беды не будет. — Удивительно было ему только то, — Волгину всегда было что-нибудь удивительно, — удивительно было ему только то, как тогда, в минуту встречи, не пришло ему в голову такое легкое средство отвратить опасность: тогда не было бы ему надобности пугать жену, сына, Наташу, Илатонцеву своим спотыканием и кашлем.
Она переписала для m-me Ленуар ту часть письма, где отец ее говорил о гувернере Юриньки. Отец убежден, что она полюбит Левицкого. Он описывает его таким, что и нельзя не полюбить. M-me Ленуар будет очень рада, что в их семействе живет новый человек, такой умный, прекрасный, благородный. Теперь m-me Ленуар будет уверена, что ей не будет скучно в деревне. — Впрочем, может быть, она найдет там и подруг; m-me Ленуар говорила: «В эти три года настроение умов у вас в России очень переменилось; вероятно, многие из ваших соседов, которые прежде отталкивали от себя дикими понятиями, теперь будут рады слушать твоего отца». — Прежде ее отец и не мог и не хотел сойтись ни с кем из соседов. Он слишком расходился с ними в образе мыслей. Но если оправдаются надежды m-me Ленуар, вероятно, и отец найдет себе сочувствие, и она найдет себе подруг…
— А должно быть, вы с тетушкою долго ехали в Россию, если получали на дороге письма от вашего батюшки, — заметил Волгин.
— Да. Тетушка поехала из Прованса через Италию, довольно долго останавливались во Флоренции…
«Должно быть, однако, сильная охотница кутить, — рассудил Волгин. — Парижа было ей мало, хотелось навестить и Флоренцию, по слухам, что нигде нет таких удобств для кутежа, как во Флоренции». — То-то и есть, — заметил он вслух. — Мой знакомый Левицкий говорил мне про гувернера Юриньки, что больше месяца он со дня на день все уезжает из Петербурга с вашим батюшкою, и все не может уехать. — Ваш батюшка ждал, ждал вас в Петербурге, — и наконец получает письмо, что вы проедете в деревню через Одессу, — он в деревню, думает найти вас там, и вот я вижу теперь, только что уехал он из Петербурга, по вашему письму, — а вы в Петербург. — Ну, признаться, тетушка у вас!
Если m-r Волгин познакомится с ее тетушкою, он не будет в силах сердиться на тетушку. У тетушки такое доброе сердце. Но, правда, тетушка несколько непостоянна в своих мыслях. Тетушка велела ей написать отцу, что они выезжают из Флоренции в Вену и поедут в свою деревню через Одессу, а потом вздумала видеть Женевское озеро. Они пробыли несколько дней на берегах Женевского озера, потом проехали по Рейну, — через Берлин, Штеттин; правда, ей было очень грустно, что она уже не застала отца и брата в Петербурге. Тем больше, что отец должен был беспокоиться, не нашедши их в деревне. Но она уже послала известие отцу, — и теперь уже все равно: отец будет спокоен. Правда, ей хотелось бы поскорее ехать к нему и брату, — но что ж делать? — Тетушке нельзя уехать из Петербурга, не повидавшись со знакомыми.
— Голубочка, не правда ли, хороша тетка у Надежды Викторовны? — заметил Волгин.
— Что, мой друг? — Тетка Надины? — Что такое?
— Да ты не слушала?
— Я задумалась о Володе. Забавно и приятно было смотреть, какая храбрая Надина, и мы заплыли далеко… Спит ли он, мой милый, или нет? — Ну, что же тетушка Надины?
Волгин стал пересказывать о том, как тетушка Надежды Викторовны перепутала все. Илатонцева защищала тетку. Волгина слушала рассеянно. — Лодка проплыла Крестовский мост. — Волгина смотрела на берег Петровского острова. Волгин спорил с Илатонцевой.
— Лидия Васильевна, вы? — закричала издали с берегу Наташа.
— Что Володя? — Спит?
— Спит, Лидия Васильевна; а я смотрю вас, подавать самовар. — Наташа побежала домой.
Напившись чаю, Илатонцева попросила Волгину дать ей кого-нибудь, проводить ее на дачу Тенищева.
— Вы думаете, я отпущу вас быть одной в этом доме, который наводил на вас тоску и днем? — Когда приедет ваша тетушка, может заехать сама взять вас.
— Если еще не позабыла, что завезла племянницу в чужой пустой дом и бросила одну, — добавил Волгин, который никак не соглашался простить тетушку. — А я уйду, голубочка, — ты ведь не пустишь Надежду Викторовну, не надо мне провожать ее?
— Иди себе, работай. Но в два часа должен спать, — слышишь?
Волгин ушел. Волгина продолжала болтать с Илатонцевой… Пробило одиннадцать часов. Илатонцева опять стала просить Волгину дать ей кого-нибудь, проводить ее на дачу Тенищева.