Прометей № 2

В периоды острой политической борьбы, когда весы истории колеблются, когда каждая из противоборствующих партий надеется победить, угрозой тюрьмы не испугаешь ни «идейного» заговорщика — роялиста или жирондиста, ни одержимого жаждой обогащения спекулянта. Политический враг надеется, что, отсидев недолгий срок в тюрьме, вскоре будет освобождён своими победившими сторонниками и станет в их глазах героем; «рыцарь наживы» надеется, что, отсидев недолгий срок, после перемены власти выйдет на свободу и будет жить богачом. Остановить врагов народа[41] может только одно: угроза смертной казни. Робеспьер и его товарищи по Комитету общественного спасения понимали это, однако на переход к политике жёстких мер революционной самообороны — красному террору — решились не сразу и не по доброй воле: их подтолкнуло доведённое до крайности парижское плебейство, решительно требовавшее от властей отпора контрреволюционерам и проведения продовольственной политики в пользу народных низов.

События 4–5 сентября 1793 г. обычно называют кульминационным пунктом этого «народного (плебейского) натиска» на Конвент, начавшегося после убийства Марата. Это было мощное выступление парижских рабочих и ремесленников, которое возглавили левые якобинцы, руководители Парижской коммуны[42] — Шометт и Эбер. Окружившие Конвент народные массы выдвинули ряд требований, в том числе — сформировать революционную армию, «поставить террор в порядок дня», расширить «максимум», реорганизовать Революционный трибунал. У Робеспьера и его единомышленников хватило мудрости и мужества пойти навстречу требованиям санкюлотов: Конвентом был издан «закон о подозрительных», произведена реорганизация Революционного трибунала, утверждён «всеобщий максимум» на товары первой необходимости. 10 октября Конвент по докладу Сен-Жюста принял декрет, который отложил введение в действие Конституции 1793 г. и установил «революционный порядок управления» до заключения мира.

Союз робеспьеристов с плебейскими массами Парижа существовал до марта 1794 г., и эти полгода были периодом высшего подъёма революции, когда власть якобинцев была подлинной революционно-демократической диктатурой. Правительство опиралось не только на армию и полицию, но и на городские и районные муниципалитеты, революционные комитеты и комитеты бдительности, на вооружённый народ. И в короткий срок якобинцы смогли создать и вооружить армии, отразившие внешних агрессоров, и решить вопросы, которые не решили их предшественники за четыре первых года революции: уничтожили остатки феодальных пережитков, осуществили аграрную реформу — крестьяне (конечно, не сельская беднота) наконец-то получили землю; глубочайшие преобразования коснулись всех областей жизни общества: культуры, науки, быта граждан; была даже разработана и введена новая, метрическая, система мер и весов и новый антирелигиозный республиканский календарь, где, по меткому выражению одного автора, «святых заменили овощами». Париж приобрёл спартански-суровый вид: буржуазия, несмотря на все ограничения, продолжала наращивать капиталы, но хорошо усвоила слова Сен-Жюста о том, что не должно быть ни богатых, ни бедных, роскошь постыдна — и богачи не смели шиковать, носили простую одежду, участвовали вместе с соседями-санкюлотами в «братских трапезах» (когда прямо на улицах накрывались длинные столы для граждан всего квартала) и т. д. Для Робеспьера, ученика Руссо, идеальным государством была республика мелких «добродетельных» собственников; крупную буржуазию он не любил, но опасался сильно её прижимать, а она терпела его пуританский режим, пока боялась реставрации старых порядков — пока ситуация на фронтах оставалась тяжёлой…

Здесь надо прервать последовательность событий, чтобы вывести на сцену наших главных героев — первых в истории революционных коммунистов.

Коммунистические идеи к началу революции не были новостью: во Франции 18-й век — Век Просвещения — дал целый ряд ярких теоретиков утопического коммунизма; достаточно назвать такие знаменитые имена, как Мелье, Мабли, Морелли (его «Кодекс природы» тогда приписывали Дидро, который, впрочем, от авторства не отказывался).