Нельзя сказать, что владелица усадьбы всегда благожелательно принимала просьбы о деньгах. Свои поместья она отдала дочери, выговорив себе только пожизненную ренту, что ограничило ее средства. Оставалась последняя надежда - граф Георт Мнишек, но молодая его жена, графиня Анна, была мотовкой, и сам Мнишек увяз в долгах. Огромные имения давали супругам смехотворно малый доход. Обоих тревожил брак их матери с расточительным французом, обремененным тяжелым пассивом. Они с радостью дали у себя приют гениальному гостю, оживлявшему дом, но опасались, что Эвелина Ганская возьмет на себя во Франции непосильные денежные обязательства. Прекрасный особняк на улице Фортюне, о котором с такой гордостью рассказывал Бальзак, не был еще полностью оплачен, большие деньги Бальзак оставался также должен и за обстановку. Да и не придется ли будущей госпоже де Бальзак содержать на свои средства всю семью своего супруга? У свекрови не осталось ни гроша; госпожа Ганская уже обещала выдавать ей на содержание по тысяче двести франков в год. Зять Сюрвиль тоже жаловался - дела его, как всегда, шли плохо, жених Софи ретировался, и Лоре предстояло дать приданое двум дочерям. Узы сердца и ума, соединявшие Бальзака с его "полярной звездой", оставались прочными, но Ганская все еще колебалась, не решаясь скрепить их браком. Во всяком случае, следовало подождать, пока Бильбоке расквитается со всеми своими долгами. А как можно доверять человеку, который никогда не умел отличать подделку от настоящих ценностей?
Эти сомнения, которые он угадывал и которые Ганская зачастую откровенно высказывала, терзали Бальзака. Ведь он выбился из сил, и лишь этот феерический брачный союз мог, как ему казалось, восстановить его положение и дать ему счастье. Академия? Он поручил матери развезти его визитные карточки всем "бессмертным", но разве карточки заменяют" личное посещение? "Ты мне в обрез отсчитал карточки для академиков. Скоро будет баллотировка. А не нужно ли было бы предпринять еще какие-нибудь шаги?" робко спрашивала матушка. Одиннадцатого января должно было решиться, кто из кандидатов займет кресло покойного Шатобриана. Когда Виктор Гюго в этот день сел на свое место, Ампи и Понжервиль (два "бессмертных", обреченных на самое смертельное забвение) наклонились к нему и прошептали: "Бальзак, не правда ли?" Гюго ответил: "Ну конечно!" Было только два кандидата: герцог де Ноай и Бальзак. Герцог де Ноай получил двадцать пять голосов, Бальзак - четыре; два бюллетеня признаны были недействительными, один оказался пустым. Через неделю состоялись новые выборы на место умершего Вату. Бальзак получил два голоса - за него голосовали Гюго и Виньи. Если бы учитывали голоса по их весомости, то Бальзак был бы выбран; но их просто подсчитывали, и поэтому прошел граф де Сен-При. Автор "Истории завоевания Неаполя" одержал верх над автором "Человеческой комедии". "Всякое собрание - это народ", - сказал кардинал де Ретц. Лоран-Жан писал Бальзаку: "Подсчет был плох, зато академики уж очень хороши".
Тем временем матушка царила на улице Фортюне над Франсуа и Занеллой и выдерживала атаки нотариуса, сборщика налогов и поставщиков. Ей дано было предписание подгонять обойщика, приобрести хрустальные розетки для канделябров, выкупить из ломбарда и доверить в качестве образца ювелиру Фроман-Мерису серебряное блюдо, по которому тот должен сделать несколько мелких тарелок, чтобы пополнить сервиз; заказать очень красивые консоли наборной работы в духе изделий Буля, украшенные химерами (красноречивый герб), на консоли водрузить две китайские вазы, которые при переноске следует поддерживать снизу - ведь если ухватить их сверху, они могут надломиться. Словом, на мать возложено сто поручений, требующих множества хлопот и волнений, утомительных для старухи семидесяти двух лет, но она успешно со всем справляется. Сын дозволяет ей разъезжать по его делам в наемном экипаже (а не в омнибусе, хотя этот вид транспорта стоит всего шесть су). Она хорошо питается, живет в тепле и наслаждается в этом очаровательном доме комфортом, тем более для нее ощутимым, что перед этим она находилась в стесненных обстоятельствах, граничивших с нуждой.
Почти всегда она просыпается около четырех часов утра и прежде всего возносится душой к Господу Богу, затем нежится в постели до шести часов. Она одевается одна, без помощи Занеллы, идет к мессе, дает затем распоряжения слугам, говорит Франсуа: "Нынче сыро, нужно калорифер затопить"; заказывает Занелле обед: "Суп, вареные каштаны, немного рыбы". Вечером читает "Подражание Христу" и вяжет покрывало на постель для своей внучки Софи. Разумеется, жизнь довольно однообразная - хоть бы разочек сыграть в трик-трак или в шашки, но, "живя в твоем волшебном дворце, где мне так хорошо прислуживают, я все вспоминаю прежние счастливые дни. Проживи отец еще хоть несколько лет, я пользовалась бы теперь если и не такой роскошью, то, во всяком случае, удобствами, соответствующими моему возрасту и положению!.. Но я за все Господа благодарю, да будет воля его..." - пишет она сыну.