Прометей, или Жизнь Бальзака

Между хозяином и гостем сразу же установились дружеские отношения. Госпожа де Померель и ее горничная Луиза решили "подкормить" исхудавшего путешественника. Бальзак окрестил хозяйку дома "леди-кормилица". Он любил свою комнату, зеленый столик, за которым работал с таким увлечением, что Луизе, входившей со словами: "Кушать подано", с трудом удавалось оторвать его. В столовой, рядом с его прибором, всегда стояли баранки и масло. Неизменная мягкость госпожи де Померель врачевала раны его измученного сердца. Каждое утро Оноре в сопровождении хозяина дома отправлялся знакомиться с окрестностями, он обозревал пустынную равнину, поросшую дроком и ярко-желтым утесником, любовался лесами в позолоченном осеннем уборе, разглядывал гору Пелерину, где в пору гражданских войн была устроена знаменитая засада.

Он входил в дома, выспрашивал людей, изучал нравы и обычаи. Писатель может и должен выдумывать, но отправляться следует от правды. Генерал рассказывал ему о гражданских войнах, о нападении восставших крестьян на Фужер; он познакомил Бальзака с несколькими еще живыми участниками былых событий, подробно описывал фанатичных священников - аббата Бернье, аббата Дюваля; из двух этих фигур романист слепил образ свирепого Гюдена. Каждый день после обеда Бальзак садился за рукопись "Молодца" и работал над нею, обогащая всем тем, что услышал и увидел. Госпоже де Померель не нравилось название книги, и она убедила автора изменить его. После долгих поисков Бальзак нашел другое название: "Шуаны, или Бретань тридцать лет назад", затем он придумал новый вариант: "Последний шуан, или Бретань в 1800 году". Так назывался роман в первом издании. Работал он с увлечением, чувствуя, что наконец-то ему удается сплавить воедино романтику и действительность, историю и вымысел. Но само обилие образов, событий и персонажей подавляло автора, ему с трудом давалась композиция книги.

От Латуша приходили негодующие письма: он возмущался долгим отсутствием Оноре.

Латуш - Бальзаку, 9 октября 1828 года:

"Фужер - город, насчитывающий 7200 жителей; суд первой инстанции, фабрика сурового полотна, кожевенный завод на реке Куэнон: 3o36' западной долготы, 48o20' широты. Вот он, укромный романтический уголок, который избрал для себя местом изгнания мой безрассудный друг! Как это далеко от улицы Анфер, от улицы Сент-Оноре! Денежные траты, ночи, проведенные на кожаном сиденье дилижанса, головная боль, ссадины на заду - и ради чего все это?.. Возвращайтесь же домой со своим шедевром или без оного; со дня вашего отъезда я ни разу не улыбнулся".

Латуш сердился на своего собрата за то, что тот забрался Бог знает куда, в захолустье, и живет там вдали от предметов первой необходимости, иначе говоря, новых романов: "Пусть Бог вдохновения покарает вас!"

Госпожа де Берни тоже страдала, но говорила она об этом с любовью.

Госпожа де Берни - Бальзаку:

"Добрый вечер, милый котик, скоро уже десять часов, и мне радостно думать, что ты в эту минуту выводишь на бумаге ласковое словечко "киска", которое мне так приятно слышать или читать... Мой обожаемый, мой любимый, позволь твоей кошечке примоститься у тебя на коленях, позволь ей обвить рукой твою шею и склони свою милую голову к ней на плечо. Но только не засыпай, нет! И чтобы эта мысль не пришла тебе на ум, я дарю тебе один из тех поцелуев, которые так хорошо нам знакомы. Какая прелестная картина! И как чудесно было бы, если бы она могла в этот же миг стать реальностью! Я так боюсь, что ты еще надолго там задержишься. И все-таки, если тебе хорошо и ты работаешь, я должна быть довольна. Милый, рассудок мой во всем тебе послушен, но сердце подобно избалованному ребенку, и оно отказывается добровольно соглашаться на лишения, которым его подвергают".

В конце октября Оноре вернулся к себе, на улицу Кассини; он просил Латуша прийти к нему с несколькими страницами романа "Фраголетта" причудливого произведения о неаполитанце-гермафродите: ворчливый доброжелатель Бальзака уже давно трудился над этой книгой. А сам он, Оноре, прочтет другу сцену из "Шуанов".

"Хорошо, приду! - ответил Латуш. - Я буду у вас на улице Кассини, но только между пятью и шестью часами. Надеюсь, что, уделив минут десять "Фраголетте", вы поднесете мне новый плод, четвертую долю той груши, которая созрела, едва успев расцвести".

Чтение Бальзака имело огромный успех. Брюзга Латуш пришел в восторг и вещь совсем уж удивительная - сказал об этом вслух. Разумеется, можно было внести еще немало улучшений. Как человек со вкусом, он сделал несколько замечаний. Но роман следовало публиковать.

Латуш - Бальзаку: