Прометей, или Жизнь Бальзака

"Я живу под игом самого беспощадного деспотизма - того, на который обрекаешь себя сам. Я тружусь день и ночь... Никаких удовольствий... Я невольник пера и чернил, настоящий торговец идеями".

Бальзак ложится в шесть вечера, приказав разбудить себя в полночь, а затем пишет двенадцать или пятнадцать часов кряду; много ли остается у него времени для развлечений? Случается, он вечером идет к Жирарденам, или в Оперу, или принимает участие в холостяцком обеде, но ведь происходит это после многих недель затворничества - так гуляет на берегу матрос, попав в порт после долгого плавания. Пусть даже Бальзак без конца толкует о договорах с книгопродавцами и о своих доходах, но это вовсе не означает, что он работает прежде всего для денег. Он правит одну корректуру за другой, дописывает на полях целые куски, зачеркивает, вычеркивает и перечеркивает - так может поступать только очень требовательный к себе художник. С Бальзаком суетным отлично уживается Бальзак глубокий. Зюльма не обнаруживает этого глубокого Бальзака в его письмах? Ей следовало бы искать в его книгах.

Лора де Берни со своей стороны хочет, чтобы он жил вдали от Парижа. Ей уже исполнилось пятьдесят пять лет - возраст для возлюбленной довольно солидный. Герцогиня д'Абрантес, казалось бы, если и не полностью устранена, то, во всяком случае, нейтрализована. В апреле - мае 1832 года госпоже де Берни удалось увезти Бальзака в Сен-Фирмен, в дом, расположенный на опушке леса Шантильи. Там, в великолепном порыве вдохновения, он написал "Турского священника" и закончил "Тридцатилетнюю женщину".

"Турский священник" одновременно и превосходная повесть и акт мужества. Заурядную историю о незаметном соборном викарии аббате Бирото, человеке простодушном и недалеком, которого выживают из дому злобствующая старая дева и интриган-каноник, мечтающий о сане епископа, Бальзак превратил в широкое полотно, где запечатлены все социальные слои Тура, показаны тайная власть Конгрегации и скрытое влияние черного духовенства. Ценный документ для истории Реставрации, эта повесть свидетельствовала также об удивительном знании душ и помыслов этих, казалось, скромных служителей церкви, обладавших огромной властью. Конечно же, Бальзака вдохновляла Dilecta.

Возвратившись в Париж, он обнаружил, что город в тревоге. Свирепствовала холера; герцогиня Беррийская высадилась в Вандее. Бальзак возмущался, что правительство не посоветовалось с "ясновидящими" - они бы тотчас же указали на причину эпидемии. Едва вернувшись в столицу, он стремится вновь ее покинуть. Господи! Как ошибаются те, кто считает его светским человеком! Чего он жаждет? Жизни в деревне с идеальной супругой. Жениться на Элеоноре де Трюмильи ему не удалось. И теперь он подумывал о молодой и очень богатой вдове, баронессе Дербрук, в девичестве Каролине Ландриер де Борд. Он надеялся встретиться с нею летом у Маргоннов, в замке Саше. Что может быть лучше вдовы? Она обладает собственным состоянием и некоторым любовным опытом. В конце мая с ним произошел несчастный случай уже во второй раз его тильбюри опрокинулось. Первой жертвой была (в апреле) Дельфина де Жирарден.

Бальзак - госпоже Жирарден, 31 мая 1832 года:

"Как видно, нам обоим, сударыня, было суждено познакомиться со всеми особенностями тильбюри, даже с самыми неприятными: неподалеку от того места, где сей экипаж так неделикатно обошелся с вами, я вошел в прямое соприкосновение с героической мостовой знаменитого Июля. И эта голова, эта великолепная голова - словом, голова, которую вы прекрасно знаете, оказалась в самом плачевном состоянии, я даже не уверен, не сломалась ли какая-нибудь шестеренка в моем мозгу".

В мозгу у него ничего не сломалось, но доктор Наккар уложил Бальзака в постель, сделал ему кровопускание, назначил строгую диету и запретил писать, даже думать. В июне писателю еще сильнее захотелось бежать из Парижа. С одной стороны, для того чтобы укрыться от кредиторов, от денежных неприятностей, от жалоб книгоиздателей, словом, от всех забот, которые он переложил на свою злосчастную мать: он поселил ее у себя и облек всеми полномочиями; с другой стороны, Бальзак стремился отдалиться от герцогини д'Абрантес, которая хотела вновь заставить его работать на нее, а у него не было для этого ни времени, ни желания; и, наконец, он мечтал уехать для того, чтобы писать, ибо в нем уже зрели сюжеты нескольких романов. Маркиза де Кастри пригласила его приехать в августе в Экс-ле-Бэн, где она собиралась жить, и позднее сопровождать ее в поездке по Швейцарии и Италии. "Ну как?" - с гордостью писал он госпоже Бальзак, своей управительнице, которой поверял сердечные тайны. Слова эти, обращенные писателем к родной матери, звучат почти трогательно, если вспомнить, как сурово она судила о сыне в недалеком прошлом.