Прометей. Ледяное безмолвие

До этого момента Бузмаков считал, что он не подвержен гипнозу. По крайней мере, все предыдущие попытки ввести его в гипнотическое состояние потерпели фиаско. Вит всегда гордился данным фактом, считая его проявлением своей силы воли и крепости духа. Впрочем, возможно, в прошлые разы гипнотизёры были похуже, а состояние организма получше. Теперь же, обессиленный бесконечными пытками и голодом Бузмаков легко впал в транс. Тем более, из-за гадости, которую ему впрыснули в вену, всё сразу поплыло перед глазами, а окружающие предметы приобрели странный оранжево-фиолетовый окрас. В голове успела мелькнуть шальная, весёлая от безысходности мысль: «Хи-хи, мне всё фиолетово: оранжевое небо, оранжевый верблюд…». В следующий момент самостоятельные мысли выпорхнули из черепной коробки. Остался только громкий навязчивый повелительный голос, болью отдающийся то в висках, то в затылке. Бузмаков не мог не отвечать. Когда он молчал, боль бесконечно усиливалась, в душу проникал страх. Приходилось отвечать.

– Как тебя зовут?

– Вс-с-с…, а-э-э-э – боль парализовала лицевые мышцы, превращая ответ в нечленораздельные звуки. – Меня зовут Витольдом.

– «Витольдом»? Ты врёшь!

– Нет, нет, нет… А-э-э-э, так меня родители назвали. А друзья зовут Витом.

– Тебе нравится боль?

– Ы-ы-ы! Не-е-ет…

– Где ты оставил документы?

– А-а-а… Какие?

– Ты знаешь «какие»! Где?

– Я-я-я оставил их в кабинете Рашева.

– Кого?

– Заместителя директора нашего института.

– Ты отдал их секретарю?

– Нет-нет-нет. У него нет секретаря. Я положил их ему на стол.

– Они до сих пор там?

– А-а-а… Я не знаю. Скорее всего.

– Где сейчас Шелихов?

– Не знаю…

– Где?

– Нет! Нет! Не скажу.

– Скажешь. Или твоя голова взорвётся.

– А-э-э-э, о-о-о… Хорошо, хорошо… Он вместе с Кузнецовой заканчивает лабораторные опыты в Москве…

– После того, как ты уехал, они звонили тебе?

– Нет! С ними не было связи.

Глава двадцать вторая

10 апреля Сочи. ОУСО ФСБ Всегда есть люди, которые знают больше других

Калачов раздал каждому ворох конкретных заданий. Подчинённые взяли под козырёк и тут же растаяли за дверью «командора». Завис только Нутрецов:

– Я не привык заниматься рутиной. Хотя у меня на погонах по три звезды, я всё же полковник, а не старший лейтенант.

– Что конкретно тебе, Володя, не нравится? Берёшь список отсутствующих учёных, находишь их досье, выявляешь контакты. И по этим контактам узнаёшь, где они и чем конкретным сейчас занимаются. Обычная работа.

Нутрецов даже дёрнулся:

– Это может сделать любая из ваших девочек!

– Не «ваших», а «наших». Володя, поменьше эмоций. Ты сам ведёшь себя, как капризная гимназистка.

Нутрецов закусил губу, но ничего не ответил. Генерал всё же добавил тем же монотонным баритоном:

– Бестолковый разговор. Я хочу слышать его в последний раз. Понятно выражаюсь? Раз понятно, вот дверь, вот порог, списки возьмёшь у наших девочек.

Оставшись в одиночестве, Калачов решил: «Они ищут «Прометей» у нас. Но все дороги нынче ведут в Сочи. Здесь сосредоточены идеи, деньги, все мало-мальски значимые персоны и вся информация о них. Шила в мешке не утаить. Всегда есть люди, которые знают больше других. Так, кто у нас знает «больше других»? Известно кто. Так чего сидим?»

И генерал поехал к старому знакомому, который неоднократно сидел в его кабинетах по другую сторону стола в качестве обвиняемого, свидетеля, информатора. Этот человек был знаменит тем, что знал решительно всё и про всех. Он жил в большом загородном доме, с террасы которого открывался замечательный вид на Чёрное море. Вид замечательный, но вот беда, воды теперь в этом море не стало. Только замёрзшие лужи, да марсианский пейзаж оголившегося дна.

Михаил Моисеевич встретил Калачова с маской показной радости на лице. Он засуетился, проводив гостя на эту самую террасу, где стоял большой антикварный обеденный стол с такими же дорогими креслами на изогнутых ножках:

–Геннадий Васильевич! Какими судьбами? Я думал, вы давно того… ку-ку…

– Мечтай, мечтай! Многие мечтают, чтобы я «того… ку-ку».

– Бог с вами! Я вам только здоровья желаю. Я думал вы уже на пенсии.

– На пенсии? Я? В своём уме? Всё рушится, а Калачов на пенсии отдыхает? Не дождётесь.

– А мне говорили, что вы не при делах.

– Как видишь, твоя информация давно прокисла.

– Да-да, просто так вы ко мне не пришли бы.

– А куда мне ещё идти? Есть на земном шарике народ, который всё про всё и про всех знает лучше других.

Всезнайка изобразил обиду:

– Я не еврей. Я серб. Я не Михаил Моисеевич. Я Михаил Алексеевич. Моисеевич – это фамилия. Точно такая же, как Милошевич.