Прометей. Ледяное безмолвие

Мария Кузнецова, или как её все называли – Мара, была привлекательной стройной брюнеткой, на которую с вполне понятным интересом поглядывал весь мужской коллектив лаборатории. А работало в ней год назад почти пятьдесят душ в основном мужеского пола. Но за броской внешностью сердцеедки скрывался огромный багаж знаний и креативность мышления, которым мог бы позавидовать любой исследователь. Она с отличием окончила Менделеевку, а затем накатала такую диссертацию, за которую экстерном надо давать докторскую степень. Эта диссертация и стала поводом для её рекомендации в группу Шелихова. Сам Ярослав впоследствии мысленно стыдился того факта, что поначалу упорно отказывался от её кандидатуры. Он считал, что яркая внешность девушки будет только мешать сосредоточенности его группы на достижении результатов. Но сейчас Шелихов отчетливо понимал: без её оригинальных идей и интуиции они бы до сих пор топтались на месте, имея на выходе только отрицательные результаты.

– И где этот обалдуй с подпольным именем?

– Ты меня спрашиваешь? Я здесь уже в сосульку скоро превращусь.

Следующий поезд должен был прийти минут через двадцать. Теперь в обезлюдевшей Москве они ходили редко. Ярослав попытался сгладить ожидание:

– Ты такая нанайская красавица в этом наряде! Полярная невеста. «Увезу тебя я в тундру».

– Завидуешь?

Завидовать было чему. На Маре красовалась разноцветная малица – традиционная зимняя одежда северных народов.

– Конечно, завидую. Скажи мне красавица, что за чукча тебе её подогнал? Жених?

– Естественно, жених. Ты же не чухаешь. А девичий век короток. Да и что ты мне можешь подарить?

– Всё что хочешь! Хочешь ненормированный рабочий день. Хочешь – отсутствие выходных.

– Угу. Я уже почти три года вся в твоих подарках. Так и останусь старой девой, синим чулком, с единственным любовником по имени «работа».

Подошел следующий поезд и из него буквально выпрыгнул Вит. Вот кому можно было позавидовать по-настоящему. Человек всегда в хорошем настроении.

– Салют, Марики и Вундики! – крикнул он, подбегая.

– Фейерверк, двоечник! – съязвил Ярослав в ответ. – Почему опаздываем на работу? В пробку попал?

Любые претензии к Виту были бесполезны. Он только хихикнул в ответ:

– Машина не завелась. Не спрашивай почему.

Вит Бузмаков был технологом. Не просто технологом, а технологом от бога. Он лучше всех понимал суть технологических процессов и досконально до последнего болтика знал устройство всех агрегатов и приборов. Виту было уже тридцать пять. Он работал с самого начала формирования лаборатории, основателем которой был Фёдор Фёдорович Дубровин. Ярослав считал его своим учителем. Собственно, все работники лаборатории почитали его за гуру, называя за глаза просто «профессором». Но два года назад, в период наибольшей активности оледенения, когда температура вновь устремилась к отметке минус сто градусов, он умер от воспаления легких. В его доме лопнули трубы отопления, и старенький профессор надышался арктическим воздухом, бегая по этажам и будя уже не столь многочисленных соседей.

После Фёдора Фёдоровича руководить лабораторией стал Ярослав. Ярослава все называли по форме разно, но по сути – одинаково. Одни звали его «инди», вспоминая распространенный мем о «детях индиго». Другие «вунди» – от «вундеркинда». Третьи «малпрофом», что являлось посылом к «большому профессору». Но все эти клички были знаком уважения по отношению к Шелихову. По твёрдому убеждению многих, только Ярослав был способен не только сохранить лабораторию, но и дать ей дальнейший импульс развития. И Ярослав старался. Старался не разочаровать всех. Особенно себя. День и ночь старался. Позабыв обо всем на свете. Кроме, конечно, бабушки, которая его воспитала, пока родители пропадали в экспедициях. Ярослав Александрович Шелихов экстерном окончил школу в пятнадцать лет, университет в девятнадцать, а доктором наук стал в двадцать два года. Поэтому его все и считали вундеркиндом.

Вит обладал беспредельным оптимизмом и никогда не унывал:

– Кто-нибудь смотрел прогноз погоды? Что там: когда всё растает?

– Бузмаков, твои дурацкие шуточки о погоде уже порядком надоели, – урезонила его «нанайская» красавица.

От метро до лаборатории было метров пятьсот. Тем не менее, даже такое расстояние не казалось близким. На электронном градуснике сквозь морозный туман была видна цифра «– 63».

Бузмаков и тут не унимался:

– Хорошо, что не «-2063», а просто «-63», – отметил он совпадение цифры с календарным годом. – Видимость ноль. Идем по приборам. Я впереди. Внучка за мной. Остальные жучки за внучкой.

Впрочем, заблудиться было трудно, так как туннели, вырытые много лет назад в толще снега, были не очень широкими. Москва тридцать лет подряд беспрерывно засыпалась снегом. Жителям, находящимся на уровне земли, его толщина давно не поддавалась объективной оценке. Неба никто из москвичей не видел уже много лет. Были и такие, кто его вообще никогда не видел.