Прометей раскованный. Повесть об Игоре Курчатове

Вечерами, отпустив сотрудников, начальник лаборатории засиживался над корректурой книги о сегнетоэлектриках, писал отчет о карборундовых полупроводниках. Из комнаты напротив приходил Павел Кобеко, почти с раздражением допрашивал, когда же писанина закончится, пора за серьезное дело! Кобеко с сомнением посматривал на высоковольтную установку для ускорения протонов, недоверчиво щупал рукой крохотный циклотрон. Интересные приборы, конечно, но какое отношение они имеют к физике твердого тела, которой они, Павел и Игорь, отдали столько труда?

Курчатов посмеивался, а когда друг очень уж настаивал, мягко разъяснял:

— Павел, я же заместитель Иоффе в группе по ядру, надо же хоть что-нибудь делать, чтобы название не стало пустым! А что до новых работ с полупроводниками, то раньше оформим работы по старым.

Он показывал рукой на рукопись о сегнетоэлектриках.

Иоффе вернулся из Брюсселя с удивительными новостями. Доклад Жолио о совместном излучении нейтронов и позитронов подвергся на Сольвеевском конгрессе убийственной критике. В Ленинграде Жолио приняли восторженно, в Брюсселе над ним иронизировали. Лиза Мейтнер назвала нейтронно-позитронные пары привидениями; энергичная дама из Берлина признавала только резкие оценки. В ее опытах нейтроны и позитроны наблюдались всегда порознь. Эрнст Лоуренс, используя свой великолепный циклотрон, тоже не нашел явления, наблюдавшегося в Париже. Иоффе сокрушенно разводил руками. Ведь прекрасные экспериментаторы Ирен и Жолио — и так ошиблись! К тому же ошибка у них вторая. В тот раз они неверно истолковали точное наблюдение — вместо нейтронов говорили о гамма-фотонах, — сейчас усомнились в точности их эксперимента. Такой удар нелегко перенести.

— Настроение Фредерика и Ирен можете себе представить. Между прочим, Нильс Бор и Вольфганг Паули ободрили наших парижских друзей. Оба считают, что в опытах таится какая-то загадка — и в ней причина расхождений. Будем ждать новых сообщений.

Новых сообщений ждать долго не пришлось. Супруги Жолио-Кюри, вернувшись в Париж, безотлагательно провели контрольные опыты. Вторая серия экспериментов доказала, что обе спорящие стороны правы. Жолио и Ирен снова получили излучение нейтронов и позитронов, о котором Жолио докладывал в Ленинграде и Брюсселе. Но теперь ясно, что то было не одно, а два накладывающихся одно на другое излучения, — путаница возникла от того, что они не были своевременно разделены А их раздельное происхождение свидетельствовало о совершенно новом, воистину поразительном процессе. Алюминий, облученный альфа-частицами, превращался, выбрасывая нейтрон, в фосфор, а фосфор уже самостоятельно исторгал позитрон и преобразовывался в кремний. Это была типичная радиоактивность, но созданная искусственно! Такая же радиоактивность вызвана и у бора, и у магния. Они, Ирен и Фредерик, изучают всё новые и новые элементы. Они хотят установить, как далеко в сторону тяжелых элементов простирается возможность создания искусственной радиоактивности, так неожиданно и блестяще полученной у легких алюминия бора, магния.

— Голова кружится! — воскликнул Алиханов, проведя рукой по черным, вьющимся волосам. Он все повторял — Нет, это же такой прыжок!.. Сногсшибательно — вот это какое открытие!

Алиханов в эти дни как раз заканчивал установку для определения позитронов и привлек для совместной работы брата, Артема Алиханьяна. Жолио не только опередил ленинградцев, — его успех шел гораздо дальше того, на что надеялся Алиханов: в Париже открыли искусственную радиоактивность. В Ленинграде и не подозревали, что она возможна. Восторг Алиханова был естественной данью восхищения перед мастерством коллеги.

Даже скептик Арцимович, во время ленинградской конференции высказавший Жолио немало колючих замечаний, признал, что на этот раз парижане превзошли самих себя. Курчатов со смехом говорил, что у него голова кружится от радости за парижских друзей. К радости, однако, добавлялась и толика горечи: в Ленинграде о таких экспериментах пока нельзя и мечтать. «Далеко куцему до зайца!» — сказал себе Курчатов: их молодой Физтех не мог соревноваться с лучшим в мире Парижским Институтом радия.

— Богу — богово, кесарю — кесарево, — бодро сказал Алиханов. — Будем возделывать наш маленький огород. Но предчувствую, ох, предчувствую, скоро придет новое сообщение из Парижа, и оно снова радикально изменит всю ситуацию в ядерной физике!

Напророченное им сообщение пришло не из Парижа, а из Рима. И оно радикально изменило всю ситуацию в ядерной физике.

Итальянский теоретик Энрико Ферми, очень выдвинувшийся в последнее время, неожиданно переквалифицировался в экспериментатора. Лавры парижан Жолио Кюри смутили его душу. Его увлекла искусственная радиоактивность. Ферми поставил опыты, аналогичные парижским, только в качестве разрушительных снарядов применил не альфа-частицы, а нейтроны — и получил результаты еще поразительней.