Прометей раскованный. Повесть об Игоре Курчатове

Русинов взял деньги, добавил свои и Флерова. К ним подходили сотрудники и каждый, поговорив, хватался за кошелек. Курчатов с усмешкой пожалел ленинградских фотолюбителей — они и не подозревали, какая гроза завтра сметет запасы столь нужного им препарата.

«Озадачив» сотрудников, Курчатов ушел к Алиханову. Иоффе наконец раздобыл ассигнования на свой циклотрон. Курчатов взялся руководить проектом. На ватмане создали грандиозную машину, полюсы электромагнита — 1,2 метра, вес магнита — 75 тонн. В Европе еще не существовало столь огромных ускорительных установок — Иоффе выдал Курчатову премию за отличный проект. Курчатов с Алихановым привлекли к ускорителю группу своих сотрудников: Леонида Неменова, Якова Хургина — он разрабатывал теорию циклотрона, — Венедикта Джелепова, тот помогал при наладке циклотрона у радиохимиков. Дальше проекта, однако, дело не шло. Алиханов отвечал за «внешние дела» — фонды на материалы, финансы, заказы предприятиям. Он отлично работал в лаборатории, но бегать по поставщикам не умел. Заказы выполнялись из рук вон плохо.

— Сто лет работать, пока наладим машину, Игорь! — раздраженно сказал Алиханов. — Этот начальник конструкторского бюро «Электросилы» Ефремов… Я ему: «Совести надо не иметь, Дмитрий Васильевич, чтобы так задерживать проектирование электромагнита». А он спокойно: «Совесть у нас не в дефиците, а чертежников нехватка». А? Как это тебе нравится?

Курчатов мягко возразил:

— Я вчера встретил Ефремова, он против проектирования электромагнита не возражает, уникальные установки его даже особенно привлекают. Но ему неясна конфигурация магнитного поля. Он хочет уяснить себе физику циклотрона, прежде чем браться за десятитонные детальки.

Алиханов еще больше рассердился. Тогда пусть главный конструктор «Электросилы» идет к ним техником-измерителем. За полгода научится, что к чему. Не хочет ли Курчатов передать ему такое предложение? Курчатов сделал Ефремову иное предложение: посещать их четверговые нейтронные семинары, там он поймет, чего ждут физики от циклотрона, — все-таки он профессор электротехники.

— В таком случае, веди с ним переговоры ты, мне трудно!

— Именно это я и хотел предложить тебе, Абуша.

Курчатов поинтересовался, как оценивает друг открытия берлинских радиохимиков и теорию Мейтнер и Фриша. Алиханов быстро перешел от гнева к восторгу:

— Еще один год великих открытий, вот как оцениваю.

— И мне тоже кажется, что начавшийся год принесет не меньше великих событий в науке, чем тот, тридцать второй, — задумчиво сказал Курчатов. — Но есть и существенное отличие: тогда мы только восхищались чужими работами, сейчас можем на равных принять участие!

Из института друзья вышли вместе. С тем же упорством валил снег, добавился еще и ветер. Алиханов спрятал лицо в воротник и пробурчал:

— Как до сих пор не подцепил грипп? Погода — ужас!

А Курчатов вдруг ощутил, что и насморк пропал, и глаза на ветру не слезятся, и чихать не хочется. Упрямо наседавший грипп отступил перед напором переживаний этого дня.

2. Кто будет первым!

И раньше он не мог посетовать на вялость сотрудников. Но что было приемлемым вчера, сегодня стало недопустимым. Он восклицал, едва переступив порог: «Физкультпривет! Открытия есть?» Вопрос задавался с улыбкой, но звучал приказом — должны быть! В лаборатории разучились ходить — от прибора к прибору мчались, даже из комнаты в комнату перебегали. Сам он, высокий, длинноногий, двигался так быстро, что поспеть за ним можно было лишь бегом. Как-то вечером усталые экспериментаторы, проработав одиннадцать часов, запросились домой. Курчатов рассердился:

— В мире дикая гонка экспериментов. Мы опоздали на месяц. Как вы собираетесь преодолевать отставание?

В институте было заведено, что иностранные журналы поступают к Иоффе, он подписывает на статьях, кому их прочесть. Теперь раньше директора за журналы хватался Курчатов. Он ждал вестей из Парижа. Фредерик Жолио в последние годы не печатал крупных работ. Он строил первый французский циклотрон, читал лекции, выступал на митингах против фашизма. Курчатов предчувствовал — Жолио не может не откликнуться на новые события в науке, одним из создателей которой он был.

И когда пришли французские журналы, стало ясно, что и Жолио захватило деление урана. 30 января 1939 года он сообщил, что обнаружил развал не только урана, но и тория и что осколки разлетаются с огромными энергиями. А в мартовском «Нейчур» Жолио с Халбаном и Коварски писали, что наблюдали при делении и вторичные нейтроны, правда, еще не знают, сколько их. Они обещали выяснить и этот вопрос — ставили заявочный столб на еще не разработанном участке.