Прометей. Возвращение

11.30. Алиса: «Через полчаса мы добрались до Дна. Здесь было страшно. Страшно от холода, голода и беспросветной нищеты. Страшно не столько за себя, сколько за народ, доведённый до скотского состояния. Море ушло, и освобождённую от воды твердь заполнили палатки и самодельные жилища беженцев. В них они жили морозной зимой и холодным летом. И в снег, и в дождь. Достаточных средств существования ни у кого из них не было. Накопленное сгорело в пламени разогретой до абсурда инфляции ещё по пути сюда. Дно жило попрошайничеством, воровством, грабежом и унизительной тарелкой благотворительного супа. Здесь не ступала нога ни полицейского, ни врача, ни политика. Коренные сочинцы даже близко не подходили к этому месту. Непрерывный поток людей весь день вереницей направлялся из «города нищих» дальше на запад. Туда, где когда-то гудели корабли, сопровождаемые дельфинами и чайками. Они двигались не за лучшей долей. Они несли покойников. Никто никого не закапывал. Трупами заполняли естественные углубления бывшего моря. Чуть в стороне от тропы «печали» к месту похорон была проложена грунтовая дорога. По ней такой же вереницей двигались грузовики с мусором. Сочи, перегруженный беженцами, тонул в мусоре. Поэтому правительство, исходя «из гуманитарных, санитарных и эпидемиологических соображений», разрешило засыпать горы трупов горами мусора.

Дно жило своей жизнью. Жизнью, которая регламентировалась цепами. Цепы собирали со всех дань за право проживания на Дне. Они вершили скорый суд и издавали свои законы. Например, закон, запрещающий жителям Дна собираться в группы более трёх человек. За нарушение закона могли и убить. Без разрешения цепов нельзя было ни родиться, ни жениться, ни заняться любым промыслом: будь то воровство или ремесло. Основная масса цепов выглядела, как цыгане или кавказцы. Но определить их общий вектор национальной принадлежности было невозможно. Их объединяла не столько кровь, сколько жажда лёгкой наживы и беспредельной власти. Цепами их прозвали из-за того, что все они носили на шее массивные золотые цепи. Простой цеп одну. А у главаря, которого величали королём, их было целых десять. Вот такая упорядоченная «цепная» иерархия.

Слава богу, цепы нам на пути не попались. Возможно, они все были в городе, куда основная часть жителей Дна ринулась после просмотра наших фейков.

Дно начиналось с большой площади, где беженцы торговали своим скарбом и поделками, либо совершали обмены. Продавцов было больше, чем покупателей.

Мы встали возле большого стенда с объявлениями. Над стендом был развёрнут огромный голографический экран, который транслировал наш компромат. Перед ним собралась пара сотен человек. Они внимательно слушали и смотрели на экран. Время от времени из толпы раздавались возгласы: «твари», «суки», «уроды», «гореть вам в аду» и тому подобные «добрые» пожелания.

Мы подошли и стали ждать, когда Кацэ на своём чудо-голофоне закончит приготовления и наладит прямую трансляцию с этого места на все экраны города. Наконец всё было готово. Перед билбордом находилось естественное возвышение. На нём и встал командор. Статный, мужественный, седой. Эх, если бы не его прошлое, я бы его полюбила…

В толпе всё же нашёлся один цеп. На вид он был невзрачным и плюгавеньким. Но толпу напугал. При его появлении все расступились, стараясь не попадаться ему на глаза.

Плюгавый оглядел сборище наглым взглядом, хлопнул резиновой дубинкой по ладони и крикнул гнусавым голосом:

– Что за сборище? Кто разрешил?

Многие, опустив головы, предпочли покинуть площадь. Голос Калачова был более красивым, более грудным и более басовитым:

– Стойте! – он поднял руку. – Не расходитесь! Я вам дело скажу.

Командор выглядел очень уверенно и внушительно. Его изображение, стараниями Кирилла, дублировалось на гигантском экране билборда. Всё это только увеличивало впечатление от монументальности генерала. Но плюгавенький не испугался. Он нажал кнопку и на поверхности дубинки появились металлические шипы. Этой палицей наглец попытался нанести разящий удар по голове Калачова. Но мой электрошокер, разрядившийся на его хлипкой шее, не позволил это сделать. Жалкий цеп рухнул, как подкошенный. Калачов успел мне шепнуть:

– Не дай ему уйти. Он приведёт остальных.

Пришлось плюгавого разоружить, поставить на него ногу и в такой позе слушать речь командора. Он начал издалека: