Промежуточный человек

У последнего дома над рекой Геннадий замедлил шаг. «А здесь — ничего…» Агроном довольно хмыкнул. Но они прошли мимо. Спустились к воде. Перешли, держась за кривые жердины поручней, небольшую протоку, прошли тенистой аллеей. Все это Геннадию начинало нравиться. Впереди рокотало течение. Снова по кладкам, теперь над бурлящим потоком. В черной, со взбитыми клочьями белой пены воде стояли замшелые дубовые сваи. «Была мельница», — пояснил Саша, поднимаясь на бугор. Открытая взору река, совершая плавный изгиб, словно бы застывала, готовясь ринуться в собранную сваями горловину… Третьи мостки, уже над притихшей водой, затененной кронами склонившихся над протокой деревьев, завершили дело. Потому что, когда за расступившейся зеленью открылась просторная, залитая солнцем поляна с уютным стожком — к ней спускался заброшенный сад, в глубине которого, на взгорке, обнаружилась едва различимая в листве косая крыша небольшой хатки, — Геннадий почувствовал, как что-то внутри вдруг екнуло, и, осторожно помедлив, словно боясь спугнуть случай, спросил: «Эта?»

— Она, — сказал Саша вроде бы небрежно, но с затаенным торжеством.

За садом косогор уходил вправо, завершаясь редкими елочками лесной опушки. Другой — темный, в отливах серьезной синевы — лес лениво подползал слева, надвигался на деревушку — небольшую, дворов в десять, распластанную вдоль широкой, давно не езженной дороги, которая и служила деревенской улицей. На ней никого не было, только громадная, в черных пятнах, свинья грелась на песке, подставив солнцу рыхлое брюхо. Рядом валялся детский велосипед.

Это было то, что искал Геннадий.

Деревушка с мягким и ласковым названием Уть («Здесь и река Уть фактически начинается», — пояснил Саша) полюбилась ему сразу. У Геннадия, как он потом мне признался, возникло странное ощущение, будто бы он здесь родился и никогда отсюда не уезжал, а только и отлучался до кладок, чтобы встретить приехавшего его навестить Александра Онуфриевича, с которым тоже, казалось, был знаком давно, задолго до всех своих столичных жизней, метаний и передряг, задолго до институтских увлечений, диссертаций и вообще всех своих городских взлетов и сует…

Дом Геннадий смотреть не пошел.

— А где хозяин?

Саша только рукой махнул. Какой там хозяин! Есть тут прощелыга один, в бригадирах ходит, хата досталась ему по наследству…

— А он уступит?

— За полтыщи он мать родную продаст. — Заметив удивление Дубровина столь мизерной сумме, Саша поспешил добавить: — Только вы ему больше не предлагайте. Все одно пропьет… Да вы с ним о деньгах и не разговаривайте, пусть Виктор Васильевич сам назначит. Завтра и приезжайте к конторе, с утра, пока наряд. Василич справку выдаст, потом в сельсовет и — конец делу.

Так и порешили.

Справку, правда, директор выдавать не стал. Ограничился устным высказыванием — для сведения молодого еще председателя сельсовета Акуловича. Совхоз, мол, не возражает.

Уже принявшись оформлять бумаги, Акулович замешкался, поднял голову:

— Черкнули бы пару слов, Виктор Васильевич, для порядку. Сами знаете, нельзя без закорючки…

— Молодой ты человек, председатель, а туда же — в закорючки… Ничего я тебе чиркать-чирикать не стану. А куплю-продажу оформляй. Так я тебе подсоветую… — сказал директор, нажимая на слово «подсоветую».

Василич прекрасно понимал: трудно без справки, трудно брать на себя ответственность, но еще труднее новому председателю сельсовета к такому совету не прислушаться. Вздохнув, тот принялся за дело. Снова остановился, спросил, ища сочувствия:

— А не взгреют меня, если что?

— Взгреют, — успокоил Виктор Васильевич, — и еще как… Если что…

— Так что же… оформлять, что ли?

Снова вздохнул. И, не дождавшись ответа, принялся оформлять.

Закончив с бумагами, Акулович поинтересовался:

— Недвижимость осмотрена?

А чего осматривать? — вступил наконец в разговор бывший хозяин — его звали Федор Архипович, до сих пор тихо сидевший в углу. — Берите — не пожалеете… Дрова и то дороже стоили бы.

— Ему главное — место, — пояснил Саша небрежно.

За Дубровина он переживал и боялся, что Федор Архипович заартачится. Но тому, похоже, было не до торгов. Маленький, вертлявый, он явно спешил побыстрее рассчитаться. Сумма его устраивала, тем более что Дубровин для верности полсотни добавил.

— Евпатория, — поспешил согласиться Федор Архипович. — Курорт… И речка.

— Продаешь, значит? — все же спросил у него Акулович. — И не жалко?

— Больно надо… Горбатиться…

Федор Архипович уже пересчитывал купюры, он торопился к открытию магазина, даже двигатель мотоцикла, оставленного у крыльца сельсовета, не заглушил.

— Законное дело мы совершили или нет? — спросил Дубровин растерянно, когда бывший владелец дома выскочил за дверь. — Что-то я никак не пойму.

— Вообще говоря, не очень, — сказал Виктор Васильевич.

— Что это означает?

— А то и означает, что вот его, — директор показал на председателя сельсовета, — очень даже могут взгреть… О чем он в присутствии свидетелей предупреждался.

— А дом забрать могут?