Сергей Ахрозов отужинал в «Балчуге» спустя неделю. Но не с Цоем. Его сотрапезником был Вячеслав Извольский, компания которого только что подала заявку на участие в аукционе по приватизации Павлогорского горно-обогатительного комбината.
Извольский поднялся навстречу Ахрозову, и на широком его, как лопата, лице, впервые за все время разговора неожиданно нарисовалась улыбка.
– Ну что, попил пивка с Анастасом?
Ахрозов пожал плечами.
– Да я не помню ничего. Там деловой разговор был, нормальный. Мы договорились почти. Он два лимона просил…
– За шахту?
– Ну… за шахту, или за «Белогурскуголь». Предприятие в том же городе, разрез и обогатительная фабрика. Мы через одну эту фабрику…
– Что скажешь, Денис?
– Разумное предложение. Не думаю, чтобы они вернули нам шахту. А вот разрез с фабрикой – пожалуй. Анастас нас пока не обманывал. Он натравил на нас Цоя, теперь ему выгодно наше усиление.
–
В переговорной наступила долгая тишина. Ахрозов звякнул бутылкой о край стакана, наливая себе минералки. Было слышно, как он пьет – жадно, слегка побулькивая.
– Кто такой Леша Панасоник? – спросил Извольский.
Ахрозов поднял брови.
– Придурок один мелкий. Бандючок. Мы на его примере хотели проучить местных уродов. Он вчера ко мне в приемную прибегал. Я не принял. Приеду, приму.
– Опоздал ты с приемом, – сказал Извольский, – его ночью медведь съел.
– Как – медведь?!
– А так. Сначала его пристрелили, а потом кто-то загнал в дом мишку.
Ахрозов протяжно свистнул.
– Итак, два миллиона? – спросил Извольский.
Менеджеры смущенно молчали. Черяга уже понял, что никакого согласия на предложение Анастаса не будет. Ахрозову, по сути дела, судьба шахты была безразлична. Он еще не разгребся на ГОКе.
– Ладно, – сказал Извольский. – Бог с ней, с шахтой. Есть одна идея.
Денис вскинул голову.
Извольский зашевелился в кресле. Рука директора – белая пухлая рука с короткими пальцами и дорогим «Константином Вашероном» на запястье – придвинула к себе лист бумаги. Извольский взял ручку и нарисовал не очень твердый, похожий скорее на завиток улитки круг.
– Ахтарский металлургический, – сказал Извольский.
Через мгновение лист украсился вторым кружком, поменьше.
– Павлогорский ГОК. И между ними – железная дорога.
Изображение железной дороги тоже появилось на бумаге в виде черты, соединяющей оба кружка.
Директор сел прямее.
– Теперь, Денис, смотри. ГОК делает окатыш и везет его по железной дороге в Ахтарск. АМК делает из окатыша сталь, а из стали – рельс. И расплачивается рельсом с железной дорогой.
Так?
– Так, – сказал Черяга.
– Не так! – взорвался Извольский. – Потому что окатыш везет не железная дорога, а небезызвестный тебе Горный. И рельс мы даем не железной дороге, а опять-таки Горному. Спрашивается, какого черта там сидит этот Горный и расплачивается за мой окатыш – моим же рельсом?!
Денис сморгнул. Насчет «небезызвестности» Горного Извольский сильно преувеличивал. Афанасий Горный был местный черловский коммерсант, какими-то путями сдружившийся и с губернатором, и с МПС. Часть его бизнеса была связана с железнодорожными перевозками. Горный был настолько влиятелен, что в свое время, когда ГОК еще не принадлежал Извольскому, Извольский платил только Горному, за перевозку, а за окатыш благодаря этому не платил. А когда Горный понял, что через пару лет такого хозяйствования перевозить будет нечего, именно Горный свел Извольского с губернатором и Анастасом и помог купить ГОК.
Горный никогда не входил в число потенциальных противников или объектов поглощения, и поэтому особой информацией Денис о нем не располагал. Слышал только, что последние полгода бизнес Горного развивался настолько удачно, что тот вытеснил всех остальных железнодорожных посредников и стал практически монополистом по железнодорожным перевозкам в пределах Южносибирского округа и Северного Казахстана.
– Шестьдесят процентов в стоимости окатыша составляет дорога, – сказал Извольский. Куда идут эти деньги? Эти деньги идут губернатору, а губернатор дает их своему любимому Анастасу, а нас Анастас на эти деньги трахает! А потом дорога куда-нибудь провалится, потому что не ремонтируется, Горный на Канары свалит, а я останусь и без денег, и без рельса, и без дороги – Ахтарск тут, а Павлогорск там!
Извольский помолчал и вынул из верхнего ящика стола пластиковую папку с бумагами.