Промзона

— Кимович, — сказал полпред, — что ты чудишь? Что это там за театральные представления?

— Какие к черту представления, — спросонок отозвался Цой, — мне всю крышу разворотило.

— Ну смотри, — сказал полпред, — я сейчас подъеду. Вместе с Яковенкой.

Семен Яковенко был глава черловского МВД.

Менты подтянулись к месту происшествия к половине двенадцатого.

Облака, так долго пеленавшие небо над Черловском, наконец пропали совершенно. Солнце сверкало в небе; воздух прогрелся до пяти градусов, ночная изморозь растаяла. Только кое-где в уголках луж собрались морщинки льда.

Хорошо выспавшийся Цой встречал ментов у дверей в джинсах и белой кожаной куртке. Цой жмурился и прикрывал глаза рукой: яркий солнечный свет резал глаза Альбиносу, а солнцезащитных очков он по ноябрьской погоде с собой не взял. Вместе с ним был Олжымбаев, вовсе проспавший ночное происшествие. На рожах ментов был написан глубокий скепсис: все в глубине души удивлялись, что Константин Цой опустился до такой простой инсценировки.

Почти нетронутый вид домика только усилил их сомнения. Яковенко, который в общем-то изо всех сил старался держать нейтралитет в ссоре двух олигархов, хмурился и кусал губы.

Фаттах потихоньку отделился от группы и пошел в сарай смотреть неразорвавшийся снаряд. Его мутило после вчерашнего разговора с губернатором.

— Ну что, Кимович, — сказал полпред, пиная ногой кусочек черепицы, обвалившейся с крыши, — жалеют тебя враги? Даже в окно не могут попасть, а?

— Ты что хочешь сказать, что я это сам себе устроил? — дернул ртом Цой.

Он уже жалел, что охрана подняла шум. Всякое покушение есть прежде всего публичность, а публичность белокожий кореец переносил еще хуже, чем яркий солнечный свет. А тут вдобавок скверней не придумаешь. Никого не убили — теперь будут думать на самого Цоя И еще Цою очень не нравилось, что накануне покушения его друг и партнер Степан Бельский внезапно улетел из Черловска.

Через минуту Фатгах и охранник вышли из сарая. Фатгах тащил за стабилизатор неразорвавшийся снаряд. Ему очень хотелось продемонстрировать свою близость к Цою. Яковенко, полгода отвоевавший в Чечне, первым заметил, что именно несет Олжымбаев.

— Ложь немедленно, — заорал он.

Фаттах оглянулся на крик, и в тот же миг его щегольский, ручной выделки ботинок, поскользнулся на желтых мокрых листьях, нападавших ночью на мощеный красной пупырчатой плиткой двор. Фаттах нырнул носом вперед. Шестикщограммовая болванка вылетела из его рук.

— Ну нехорошо, Константин Кимович… — говорил в это время полпред, опершись рукой на капот своего служебного «мерседеса».

— Ложись! — не своим голосом заорал Яковенко, а один из охранников Цоя, не рассуждая, сбил своего патрона на землю и сам упал сверху.

Снаряд хряснулся о плитку. Вспыхнуло мгновенно. Струя пламени ударила в один из джипов сопровождения, тот запылал, как свечка и почги мгновенно взорвался. Цоя и полпреда спас только клароловый бок «мерседеса».

Из дома выскочила охрана с автоматами. Из-за «мерседеса» поднялся, отряхивая ладони, Цой.

К месту катастрофы медленно подкатилась машина прокурора области, охранник выскочил из машины, но сам прокурор вылезать не спешил. Потом человек и джип догорели, и прокурор все-таки вылез.

— Ядрена мать! — только и вымолвил потрясенный начальник МВД.

Цой стоял, как будто обратившись в соляной Столб. Он стоял так довольно долго, и очнулся оттого, что охранник дергал его за рукав.

— Константин Кимович, — сказал охранник, — насчет совещания с губернатором в полдвенадцатого. Позвонить? Сказать, что вас не будет?

Цой вынул из кармана платок и промокнул глаза: они слезились, то ли от яркого солнца, то ли от яркой вспышки.

— Позвони, — ответил Цой, — скажи, что я приеду. Скажи, что не приедет Фаттах.

* * *

Стук в дверь разбудил Дениса в семь утра. Денис рывком перевернулся и сел в кровати. Он лежал на втором этаже отданного Грише дома, в небольшой гостевой комнатке. За окном было темно и сыро, холл за отворенным прямоугольником двери светился ярким белым светом, и на этом ярком свету, как бабочка на стекле, был распят силуэт Гриши.

— Денис. Спустись вниз.

Гриша исчез раньше, чем Черяга проснулся до конца, но паника в его голосе была такая, что Денису представилась совершенно однозначная картина: танки на площади перед заводоуправлением и Цой в камуфляже.

Денис кое-как застегнул штаны и выскочил вниз.

В гостиной, несмотря на поздний час, горел свет. На столе громоздились остатки вчерашнего, вернее, сегодняшнего пиршества: хвостики от колбасы, вспоротая банка с оливками, да поллитровка водки, без которой начальник УВД был неспособен к обсуждению каких-либо проблем.

На диване сидел растрепанный человек в грязных джинсах.

Денис пригляделся и узнал Лешу Крамера.

— Что такое? — спросил Денис, — что случилось?

— Он не взорвался, — вскрикнул Крамер, — не взорвался!

Денис недоуменно повернул голову к Грише.

— Наш добрый знакомый Леша, — сказал Епишкин, — два часа назад стрелял по особняку Цоя из противотанкового комплекса «метис». Снаряд не взорвался. Охранники стреляли в Лешу, не попали.