Проникая в мрак

– Столько времени было зря. Зачем браться лечить, если не знаешь чем помочь! ЗАЧЕМ? – его крик больше походил на отчаяние, вой умирающего волка, решившего выйти на охоту в последний раз. – Мы все ошибаемся, ведь так? А кто должен платить за ошибки? Пострадавший? почему всегда пострадавший?

Как назло, сегодня у меня не было с собой табельного оружия, но я был уверен, что заломать руки обезумевшему старику не составит труда. По силе он мне не уступит, но вот в ловкости?…До остановки было примерно две минуты.

– Вызывай полицию, – тихо шепнул я рядом стоящему мужчине. Тот, расслышав мои слова, отполз в дальний угол с телефоном. Я аккуратно опустил розы, все же надеясь, что они смогут дойти до Ён.

Громкий крик женщины моментально высвободил мою реакцию. Кто-то кинул сумку в надежде выбить зажигалку с рук полоумного, но все было тщетно. Старик успел выплеснул жидкость, которая мгновением покрылась огнем, охватывая близстоящих людей. Одним прыжком я достиг старика, и повалил его на пол вагона. Он смердел безумием, отчаянием, противным смехом и гнилыми зубами.

К тому времени огонь охватил практически весь поезд, словно вспыхнул стол сена. Люди кричали, бежали, давились. Началась настоящая паника, где каждый решал, что он хочет выйти живым с гиблого поезда.

В попытках заломить ему руки, я несколько раз задыхался от едкого дыма. Горели легковоспламеняющиеся материалы. Кашель, стон, тревожное отхаркивание. С такой дикой песнью мы приближались к следующей остановки.

– Все равно умрешь, -гаркнул старик с гнилыми зубами. – Я уже сделал свое дело.

– Сначала ты, – не остался я в ответе. Я бы с радостью разбил ему череп или что-то похуже, если бы не остановка.

Поезд качнулся, двери открылись. Поваленный на пол со стариком, мы оказались в эпицентре давки на выход. Люди продавливали обувью тела тех, кто бездыханно лежал, и никогда бы не встал. Казалось, что в моей череп врезалась чья-та острая туфля. Я тихо зашипел. Было больно. Даже сильнее, чем когда мне вытаскивали пулю из ноги в тренировочном центре, которую я сам же себе и засадил. Стрелком я все же стал неплохим.

Тошнотворный запах сгоревших тел, свежая кровь, звуки сирены – атмосфера была ужасающей. Сквозь пелену глаз и черного дыма было практически ничего не видно. Из последних сил, отпуская старика, я принялся подниматься, хотя был уверен, что с головой что-то не так. Безумец лежал либо мертвым, либо без сознания.

Я почти встал, но топот людей с соседнего вагона заглушил меня снова. Видимо, автоматическая противопожарная система не сработала, двери не открылись на станцию. Не знаю сколько людей, но не менее десяти прошлись по моему позвоночнику. Я сник.

Я увидел их, мутно, но это были они. Розовые розы для Ёны. Сейчас это все похоже на сон, и я не хочу просыпаться.

Глава 2

Шелест бамбуковых зарослей наполнял пространство особенным духом. Это было похоже на шелест крыльев бабочки, стремительно набирающей высоту: громкий, трепещущий, но легкий. Теплый ветер работал в тандеме, листья колыхались то вниз, то вверх, вправо и влево. Но возле небольшой беседки бамбук не шумел как прежде. Это было так заметно и непривычно, что образовавшаяся брешь в бамбуковом концерте давала лишь фальшь. Он притих. Возможно, всему виной недавно пронесшийся ураган.

Я сплюнул слюну. От сегодняшней тренировки спина текла потом ручьем, разносимый ветром пот убил бы чувствительное насекомое.

– Выше ногу, выше! Еще десять минут.

– Да, сабомним2, – коротко ответил я, продолжая истекать потом. Мышцы в ногах затвердели, натянулись как луковая тетива, если опустить ногу сейчас, то палка опуститься быстрее на спину, чем я успею услышать, потому что увидеть ее я точно не мог.

Я никогда не видел и не знал Мастера Хвана. Но по ощущениям, что сложились у меня за последние годы могли бы сказать, что он был высоким, почти как я, разве что на пару сантиметров еще выше. Это подсказал мне удар с поворота, где я слегка почувствовал щекотание волос на пятке. Приятный голос с хрипотцой. Но только, если его не разозлить, тогда голос учителя менялся, заставляя меня усомниться обо все на свете.

Тренировки включали себя парные захваты, а это предусматривало прямой контакт. Кожа на руках учителя была потертой, в некоторых местах свисающей, шестьдесят лет, не меньше.

– Можешь отпускать, – обратился он ко мне, отходя в сторону. Я громко выдохнул, опуская ногу с верхнего мата. Для меня это было не больше чем, конструкция для убийственной растяжки. В зависимости от высоты, маты располагались с двух сторон параллельно друг другу, скрепленных твердым основанием выточенных палок бамбука. Нога горела. В глаза затекал соленый пот.

– Болеть не должно, не преувеличивай, – фыркнул учитель, делая несколько уверенных шагов ко мне. Запах древесины усилился. Именно так ощущался его запах. Как только земля под ногами свистнула, а грязь с пылью разлетелись в разные стороны, мне хватило двух секунд пригнуться, чтобы увернуться от удара мастера.