– Понимаешь, – бездумно заговорил я, решив открыться Саше, – у меня начинают обостряться чувства. Не знаю, вдруг это мои глюки, но я, например, знаю, где вокруг нас зомби. В соседней деревне, ну знаешь, выше по течению на противоположном берегу, есть четыре зомби. Остальные люди умерли и превратились в обычных покойников. А в нашем селе полный беспредел – там их полсотни, не меньше, шарахаются по улицам и по домам, ищут живых. И знаешь, что интересно – за пределы своих селений зомби не выходят! Пока во всяком случае. И я не знаю, почему так происходит.
Саша открыл глаза, недоверчиво посмотрел на меня. Ему очень хотелось верить мне. Если я могу чувствовать живых мертвецов, нам станет гораздо легче. Как минимум, будет гарантирована жизнь. А если нет? Если все это самообман и я заведу нас в смертельную ловушку? Или я уже стал сумасшедшим и меня надо бояться, как зомби.
– Но я могу не только чувствовать расположение зомби, но и живых существ. Вот сейчас над нами пролетит небольшая птичка.
Замолчали в ожидании. Брат – с интересом, я с некоторым испугом – а вдруг нет? Вдруг вся моя интуиция – бредни человека, сходящего с ума? Ведь сумасшедшие не знают, что они тронулись умом. Я во все это верю, а на самом деле – это бред. Записки сумасшедшего двадцать первого века. Пессимистический вариант.
Небольшая птичка с писком пролетела над нами. Брат громко прочистил горло.
– Впечатляет, – неопределенно произнес он, то ли похвалив, то ли обругав, – а что-то еще можешь показать?
– Могу, – со вздохом сказал я, – к вечеру резко похолодает вплоть до того, что температура упадет ниже нуля. Таково мое предвидение.
– Ну… – протянул Саша, утирая пот. А я, произнося свое пророчество, каким-то шестым чувством уверился – так и будет! Проклятая жара спадет. Вместо нее наступят проклятые холода, от которых мы будем страдать, пожалуй, еще больше. Ибо шансов погибнуть от сильных морозов, как мне кажется, существенно больше, чем от сильной жары.
– Поэтому нам надо остановиться и наладить какое-то жилье, – уже твердо сказал я, – в любом случае, не в сене же нам ночевать. Надо приготовить дрова, выкопать какое-то подобие землянки.
Перспектива трудовых подвигов брата не вдохновила. Он заметно приуныл. А я, наоборот, приободрился. Хоть какая перспектива, пусть и в виде труда на солнцепеке. Благо недомогание мое больше не возвращалось, а обреченные чувства охотно подчинялись и все лучше контролировались.
Копать землянку в жару все же не захотелось даже мне. Вместо этого взял веревку и начал таскать, обливаясь от пота и часто отдыхая, стволы деревьев, срубленных неподалеку от асфальтовой дороги из обнаруженной дровяной свалки. Для этого стягивал в связку десяток деревьев при помощи веревки за верхушки и волоком тащил на стоянку. Высушенная на солнце древесина была легкой и особых усилий не требовала. После третьего рейса у Саши заговорила совесть. Он попытался помочь мне, но я убедил его заняться демонтажем деревянного кузова автомобиля, который вполне может стать крышей нашей землянки. Саша не возражал. К этому времени температура действительно начала падать. Просто странно как-то. Стояла сильная жара, солнце палило неимоверно, но организм чувствовал – все идет к прохладе, а то и к холодам.
Ощущение неприятных перемен стимулировало и меня. Я стал двигаться быстрее, а груз брал больше. И через четыре рейса констатировал – вся куча деревьев вывезена, кроме слишком тяжелого ствола березы. С сожалением посмотрел на дерево – сколько бы дров получилось! Но здесь в качестве тягловой силы нужен был трактор или хотя бы сильная лошадь.
Впрочем, предаваться особой печали не было времени. Собрал несколько срубленных/вырванных с корнем тракторами деревьев, в большинстве тех же берез, лежащих вдоль дороги неподалеку от бывшей дровяной груды и тоже приволок их на стоянку. Затем сходил к разведанной мусорной свалке, забрал куртку и грязный, потерявший первоначальную форму кусок материи, похожий на домотканый половик. Необходимо обязательно натаскать на стоянку кирпича. И для печурки, и на всякий случай. Кирпичи лишними не будут, а кирпичная печка будет хоть некоторое время согревать. Вот для этого и брался половичок.