Проникновение

Я побывала во многих городах, заглядывала в другие времена и эпохи, смотрела чужие сны. В моей голове хранятся сюжеты судеб, по которым впору снимать кино. Но сейчас болтаюсь на вершине пустоты и отчаяния, а воспоминания — мелкие, как глотки кофе. Не вспоминаю ни Арно, ни Киру и Ульвига, ни мои статуи на песке — наверняка их разрушит ветер. Кажется, не было ничего, никого, никогда. Судорожные глотки из пластикового стаканчика.

В конце апреля — начале мая, зимы на Белом море по-разному суровы, трещал и вставал на дыбы лёд. Держалась у кромки из последних сил, сгибаясь от пронзительного ветра, ждала, пока вода не вырвется сквозь трещины тёмными языками, не сбросит старую кожу. Чувствовала в такт, словно ещё немного и сердце лопнет от напряжения, и сама растекусь волнами. А в середине лета днями бродила по улицам, где каждый год умирали дома, и время цепенело в солнечных полосках меж ними. Люди побежали из города задолго до того, как его стёрли с карт. В одном заброшенном подъезде во всю стену кто-то нарисовал стаю фламинго у озера. Помню их горбатые клювы и ярко-розовые перья, но не глаза ангела с картины. Меня преследуют запахи: кавказских яблонь в цвету от побережья и до подножий гор — сотни километров белого приторного благоухания, талого снега в горах, влажной пыли пражской брусчатки перед грозой. И первого полёта на самолёте! Острая, специфическая смесь герметика, авиарезины, пластиковых покрытий и керосина. «Чем тут пахнет?» — спросил мальчишка отца. «Опасностью», — ответил тот. У меня появилась привычка не переодеваться после приземления до утра: старый мохнатый свитер впитывал небо, и я могла дышать им, носить с собой. Дожди обновляли его аромат. Шерсть намокала и снова пахла самолётом. Ночью заходила погреться в кафе с высокими окнами, где подавали малиновый ром. Пила, а потом доставала ягоды со дна бокала коктейльной трубочкой и ела. Свежую садовую малину с вязким привкусом рома. Как-то раз в кафе залетел светлячок и долго мигал в полумраке под потолком. Почему вспоминаются такие мгновения? Красивые, но незначительные. Вспыхивающие светлячками в темноте, звёздами на дне колодца. Башня — колодец наоборот. Хочется выйти на свежий воздух! Услышать чей-нибудь голос! Кричать во всё горло:

— По-ка-жи-те мне не-бо!!!! Настоящее!!! Синего цвета!! Без границы окна!

Бесполезно. Здесь и эха нет. Вакуум. Стены поглощают звуки.

— Кто-нибудь!

Тишина режет слух.

— Как насчёт прогулки для заключённых?

Дверь приоткрылась. Неужели услышали?

— К вам посетитель.

— Аморген!

Прыгнуть на шею, обнять! Живое тепло! Но не могу пошевелиться, протянуть руки.

— Как ты попал сюда?

— Твои друзья скинулись на визит.

— Садись на диван, поближе. Звуков нет, придётся читать по губам.

— Хорошо устроилась! Диван, ковёр на полу. Пятизвёздочный отель! Телевизора не хватает.

— Телевизор у меня в голове. Мысли, мысли, мысли… сводят с ума. А в остальном — да, неплохо. Не хуже, чем в городе. Есть хочешь? Можно подёргать дверную ручку, охранник заметит движение и принесёт эфир.

— Эфир?! Тебе дают эфир?

— Да. Рыба, мясо, овощи, алкоголь. Всё, что хочешь. Диван поставили, валяюсь на нём целыми днями и смотрю в окно под потолком. А по ночам приносят свечи.

— Невероятно!

— Дорого. Заложила им лодку, лисью шубу, пару колье. Почти всё, что заработала на статуях для фонтанов. Хватит продержаться до тех пор, пока… Вы же поможете мне? Вытащите меня отсюда! Я укажу вам путь в гавань.

— Постараемся. А ты всегда умела торговаться.

— Я всегда умела выживать. Раньше думала, деньги — земной бог, но теперь вижу, они повсюду, где есть люди или их подобия. Камни, слитки, монеты, бумага, эфир… Человек молится «золотому тельцу» и в раю, и в тюрьме, и в аду.

— Я не молюсь.

— И голодаешь. Скоро растворишься и завоешь, как дух.

— Не самая злая судьба. Ладно, не будем спорить. Ты сказала, мысли. Вспомнилось что-нибудь?

— Светлячки.

— Что?

— Ерунда всякая.

— Плохо. Город — место, где замыкается круг. Здесь кто-то теряет себя, а кто-то находит. Можно забыть, а можно вспомнить все свои жизни. Путь атланта.

— Путь атланта! Из предыдущих жизней вспоминается не больше, чем из только что пройденной. Вокзальный кофе. Малиновый ром. Ты был прав, у нас одно предназначение, одна роль на всех. Ощутить вкус жизни, понять, как прекрасна Земля. И всё. Что бы ни делал, вся жизнь уместится в паре жалких кадров.

— Невозможность вспомнить, куда шла, не доказывает, что дорога никуда не ведёт.

— Чёрт с ней, с памятью! Соглашусь всё забыть, чтобы начать сначала и сбежать отсюда на землю. Жить и правда красиво! Единственное, чего мне по-настоящему жаль, — статуи на песке. Хотя кому нужен песок?

— Песчаную косу срыли. Лучше пожалей разрушенные лица фонтанов. Настоящее искусство стремится переделать мир.

— Может быть, отразить?