Проникновение

Вспомнились перекати-поле, мёртвые цветы пустыни. Отовсюду она простирала ко мне руки — песочного человека, танцующего во сне над барханами, воина без сил и меча, чести и доблести, странника без пути, чьи следы заметает ветер. Перекати-поле, как и я, были её пленниками: бескрайние пески безысходны. Монотонный пейзаж жесток в молчании, но тень не предаст, укажет на стороны света, где бы ни находилась: впереди, позади, справа, слева, наискосок.

И тень повела меня. На север, где, согласно легенде, на ясене висит Бог. Бог ли он на самом деле, никто из горожан не ответил бы наверняка. Одни утверждали, что он — беглый преступник, подвешенный за ногу на дереве за свои злодеяния, другие считали его пророком, которому ветер нашептал великие тайны земли, а их опасно знать простым людям. Третьи говорили, воскрес и вернулся в свой северный край, туда, где со всех сторон окружает юг, а на дереве болтается ненужное, истлевшее тело, будто он — змей, сбросивший старую кожу. Четвёртые, что повешенного забальзамировали живьём, сотворив из него памятник страху и боли, и по ночам до сих пор слышны его стоны. Говорили многое, и слова превратили минувшее в миф.

Я разглядывал чёрный иссушенный ветрами ясень. Семя упало на крышу дома, но выжило. По мере роста корни тянулись к земле сквозь щели в каменной кладке, оплетая и разрушая дом, лишая его собственных сил, сливаясь с ним в одно существо, становясь единственной опорой. Подобное часто происходит между людьми, дом и дерево — символ человеческих отношений. Сначала не замечаешь, как прорастают у тебя внутри, а потом рубить уже поздно: вы — нераздельны. То же самое происходило и со мной во всех городах из жизни в жизнь.

— В этом доме родился повешенный, — рассказывал бродяга, — и росли они с деревом вместе. Проснувшись утром, будущий пророк обрубал корни, прорвавшиеся за ночь сквозь потолок, не давая дереву шансов заполонить комнаты. Но корни ползли снаружи и сквозь стены, опускались живым занавесом на окна, скрадывая дневной свет. В день, когда ясень достиг земли, пророк залез на крышу, намотал конец бечевы на ветку, затянул петлю на ноге и прыгнул вниз.

— Почему? Понял, что дерево победило?

— Нет. Он понял, что сила — в корнях.

«… висел я
в ветвях на ветру…
посвящённый Одину,
в жертву себе же,
на дереве том,
чьи корни сокрыты
в недрах неведомых…»,

— строчки «Старшей Эдды» закружились в голове листьями ясеня. Последний листопад. Будущими вёснами дерево не зеленело и не цвело. Незачем. Повешенный вниз головой перевернул мир и обрёл свободу. Дом, город, жители утратили над ним власть. Убив себя, он убил их всех. Свободны только боги, и он стал богом — для себя. Наверно, это и есть вечное возвращение. Домой. Я пересёк горы, реки, моря и пустыню, покинул родину Одина, чтобы встретить его в другом облике в далёком краю. На земле мы все — чужестранцы, важно лишь то, что несёшь с собой в рюкзаке. Простые символы, заключённые в рунах, таро, иероглифах, пиктограммах… Ключи, что помогут вспомнить, кто ты и откуда пришёл. Мальчишкой в Праге рисовал на запястьях крестики, ромбики и кружочки. Сами по себе они ничего не значили, но рисуя, воображал, что должен сделать и чего нельзя забывать, а взглянув на руки, вспоминал об этом. Руки всегда перед глазами, если не связаны за спиной. Иногда целая цепочка событий умещалась в одном кружочке, и память раскрывала его, как цветочный бутон. Времена текучи и переменчивы, религии пересекаются и скрещиваются, а тайные знаки переносят воспоминания из жизни в жизнь. Подними с земли такой символ и получишь себя у судьбы обратно. Бессмертным.

Ещё раз взглянул на Бога: ветер крутил и раскачивал его кости, обтянутые кожей, как невесомую верёвочную лестницу на дерево и дальше — в небо. Вот что произошло в тот день, когда он повесился. Бог ли, пророк, злодей, кем бы он ни был, случайно захлопнул дверь снаружи, а ключ остался внутри. Запер свой дом от себя же.

Я разбежался и вышиб плечом обветшалую дверь.

Эпизод 3. Огонь