Пронзающие небо

— Я знаю — ты надеешься, что вот-вот будешь разбужен и освободишься от меня. Нет — зря надеешься. Знай, что как только твой дух был схвачен моей ладонью, порвалась связь с тем телом.

— Выпустите! Выпустите меня!!! Вы не смеете!

— Ха-ха-ха! Ярись, ярись — мне это только на пользу, ведь вместе с яростью убывают и твои силы! А Олю ты больше не увидишь! Никогда! Скоро ты потеряешь рассудок! Запомни мои слова — безумным, сломленным, жалким, озлобленным, опустошённым от зачатков прежних чувств ты приползёшь ко мне на колени! Твой дух будет мёрзнуть, и ты будешь молить, чтобы я дал тебе плоть! И я тебе дам — ты станешь упырём, в безлунные ночи, ты, для всех ненавистный, будешь прокрадываться в деревни, и воровать малых детей, чтобы насладиться их кровью, и ты будешь рад этой судьбе, ты будешь благодарить меня! Преданный раб!..

— Нет — Оля не допустит!!! — Алёша закричал это уже в отчаянье.

— А кто она такая, эта Оля? Что она сможет сделать против Снежной Колдуньи?! Знаешь ли ты, что сегодня особый праздник, что сегодня, по случаю вашей поимки, сама она, повелительница северных ветров, посетит избу Яги. И что же твоя Оля?! Ха-ха! Оборвётся её земная дорожка!..

— Нет! Нет!! Нет!!!

Великан говорил ещё какие-то слова, насмехался над ним, и всё нёс, нёс куда-то — по громадным ступеням спускался в веющие жаром недра. А потом остановился возле проржавелых дверей, который были такими массивными, что, должно быть, и десять здоровых людей не смогли бы их приоткрыть; однако великан без всякого труда распахнул створки — напоследок он проговорил ещё что-то, но створки издали такой оглушительный грохот, что Алёша не разобрал ни слова — потом почувствовал, что летит, падает… Сильнейший удар… Юноша почувствовал под собою гладкую поверхность, попытался подняться, но тут хлынула тьма…

* * *

Старец Дубрав чувствовал беду, которая нависла над Алёшей и Олей. Более того — он осознавал, что, если не приложит все силы, то может никогда их не увидеть. Потому, выехав из Дубграда, он довольно долго гнал коня; останавливался он только на краткие мгновенья, чтобы расспросить у немногочисленных встречных, не видели ли они юношу и юношу, на коне — те узнавали его (вот уж воистину удивительная слава для человека, прожившего многие годы в лесных глубинах), они изумлялись, начинали расспрашивать, что и как, однако он хмурил брови, и говорил нетерпеливо:

— Некогда, некогда сейчас об этом. Вы только скажите — видели?

Те, конечно с ним не спорили, и отвечали, что — да, видели, и, конечно ж запомнили, ибо неслись они на знаменитом вороном скакуне Соловья.

Сгущалась тьма, и вот взошёл необычайно большой, бордово-сияющий Лунный лик …

Ещё два часа предстояло Дубраву скакать, пока он не достиг той деревеньки, которую последней проезжали Алёша и Оля. Он был единственным всадником мчащимся в этом мраке, по Янтарному тракту, и злые духи с жадностью набросились на эту добычу, ещё и грызли меж собою — не могли поделить, кому он достанется. А Дубрав шептал заклятья; он бросал в них чудесные, хранящие благоухание весны коренья и призраки с яростными, испуганными воплями разлетались, но тут же, впрочем слетались обратно — вновь, скрежеща своими призрачными (но от того не менее опасными нежели настоящие) клыками — кидались на него, и вновь всё повторялось. Истомлённый долгим бегом, конь в ужасе хрипел, и верно давно бы уж бросился куда-нибудь в сторону — бежал бы ничего не видя, пока не налетел бы на волчьи клыки; но ласковыми, светлыми словами Дубрав успокаивал его…

Деревенька была черна, и, казалось, вжалась в землю, под сугробами затаилась. Где-то поблизости выла, носилась нечисть, в накрепко закрытых, заговорённых амбарах, испуганно покрикивала всякая живность, но ни одного человеческого голоса не было слышно. Дубрав понимал, что не имеет смысла стучать — всё равно не откроют — ведь открыть в такую ночь дверь — это верная погибель и себе и всему семейству. Но, когда они достигли последнего дома, когда распахнулось поле на котором ревели, стремительно носились злые вихри, конь остановился, и уже не поддавался никаким уговором — наотрез отказывался сделать хоть ещё один шаг вперёд. Тогда же и Дубрав услышал заунывный, кровожадный волчий вой, проговорил:

— Ну что ж — стало быть, здесь и расстанемся. Не поминай лихом. Да будет с тобой моё благословение, да убережёт в эту страшную ночь…

Вот Дубрав оставил коня, и, как мог спешно, направился в сторону чернеющего леса.

Тут новый наполнивший все окружающие просторы грохот привлёк его внимание. Он вскинул голову, и увидел: бьющая синеватыми, ледяными молниями, плотная, грозно клубящаяся туча, неслась, метала то снежные вихри, то бураны, а некоторые бураны свешивались из нёё постоянно, словно чёрные, смертоносные бороды — они вытягивались до самой земли, точно плугом взрывали многометровые обледенелые снежные пласты, а попадающиеся на пути деревья дробили в щепки — это была Снежная колдунья.