Пронзающие небо

— Не буду! Не буду! — вдруг подхватил её голос Алёша. Вот вывалились из его рук охапка, на колени перед нею пал, и, обнимая её колени зашептал. — …Не могу, не могу так больше — между тьмой да светом метаться!.. И за что мне такая мука, Оленька… За что тебя то мучаю… Уж лучше бы и замёрз сразу в лесу…

— Не говори так!.. Ты… Ты мне Солнце — ты знаешь это…

— Ну и хорошо, хорошо — сейчас подожди, успокоюсь…

Алёша отстранился от её коленей, и поднялся, некоторое время, тяжело дыша стоял. Надрывались волки — но эти, любящие друг друга, не обращали на них внимания — вот наконец Алёша прошептал:

— Ладно, пора ужин готовить… хотя я чего-то так устал… уф! — Он повалился в проеме меж корней, рядом с Ольгой и проговорил слабо. — Весь день шли… ноги гудят, голова гудит…

— Лежи, лежи, — проговорила заботливо Оля, — лежи отдыхай, я сейчас сама все сделаю и костер разведу, и ужин состряпаю…

Алеша смутился от этих слов и сам от себя такого не ожидая, поборол усталость и поднялся.

— Я тебе помогу, ты ведь тоже устала весь день идти…

— Отдыхай, отдыхай, — успокаивала его Ольга, — я не устала, я могу долго так идти, ты не смотри что я девушка… — тут она покачнулась, и Алеша бережно подхватил ее и усадил у ствола.

И сам принялся выбирать ветви, что потоньше, сложил их шалашиком, потом достал из кармана огниво и долго провозившись с ним, зажег наконец небольшой костерчик. Подложил несколько крупных еловых ветвей…

Сотни маленьких челюстей пламени быстро-быстро затрещали в ветвях; повалил режущий глаза дым, неся с собой живительное тепло. Еще-еще веток, чтобы костер был выше и сильнее — после дня проведенного на морозе Алеша хотел, чтобы это пламя объяло его, чтобы выжгло ледяной ком намертво засевший в его груди…

Хорошо, что его остановила Ольга, а иначе он непременно бы поджог еловые ветви, нависшие над их головами. Ветви эти были подобны крыше — толстый слой снега лежащий на них не давал просочиться дыму и дым скапливался туманным волшебным покрывалом над головами ребят… Вскоре им уже чудилось, что сидят они на дне озера, а над ними плывет утренний туман…

…Наконец изжарилось мясо и вскипятилось взятое Ольгой молоко…

Ольга подтолкнула ногой в пламя еще несколько ветвей, они затрещали, выбрасывая в воздух быстрые игривые змейки искорок. А для Алеши трещанье горящих веток переросло в трещанье иного рода: гораздо менее успокаивающие, а напротив резкое и даже отвратительное…

* * *

Мертвый мир. Алеша оглянул до боли знакомый уродливый вид; поморщился от тянущихся к его глазам острых граней и принялся высматривать источник зловещего, пронзительного треска. Треск исходил из-за торчащего словно сломанный зуб утеса. Алеша осторожно выглянул из-за него и вот что увидел: источающий холод каменный выступ который принял на себя удар синий сферы возвращал себе изначальный черный цвет. Синева на его гранях блекла, а потом как бы лопалась с пронзительным треском от которого болели уши. После исчезновения в воздухе оставались висеть маленькие облачка похожие на пыльцу, они источали слабое сияние… Но самое удивительное было в том, что после каждого такого трескуче-режущего хлопка из освободившейся от синевы черной поверхности вырывался еще один каменный шип, краткие мгновенья он шевелился и извивался словно живой, а затем застывал…

Алеша отошел на несколько шагов, и забыв, как сильно разносятся голоса в мертвом воздухе закричал:

— Чунг!

Крик его подхватили бессчетные тысячи углов, каждый из которых коверкал Алешин голос как-то по своему… Голос, отражаясь от всех этих стен и углов, обратился вдруг в какой-то чудовищный рев-хохот, настолько бездушный и холодный, что Алешу передернуло.

И казалось, что это голоса черных камней смеялись над ним:

— Не выйдешь… не выйдешь, на век останешься здесь с нами… На век… Замерзнешь… Замерзнешь, станешь такими же как и мы!

Алеша заткнул уши, но даже так он слышал это бесконечно повторяющееся, то утихающее, то замолкающее, нервно дрожащее:

— На век с нами… Замерзнешь… Станешь таким же…

Алеша не помня себя от ужаса заорал:

— Чунг! Чунг! Где же ты?! Чунг!

Черные скалы взвыли победно и принялись орать на все лады:

— Ты останешься…. Нет пути…. Замерзнешь… Почернеешь как и мы… будешь стоять с нами вечно…

— Замолчите!!! — завопил Алеша.

— Замерзнешь… замерзнешь… замерзнешь… — заскрежетали безжалостные голоса.

Но тут раздался шорох, который однако прорезал все эти отголоски и знакомый голос Чунга произнес:

— Что здесь, что за крики…

Этот встревоженный голос возымел совершенно неожиданное действие: он враз, мигом, рассеял все эти жуткие голоса. Сразу же все эти голоса показались Алёше вовсе не страшными, а собственный страх и крики чем-то смешным — он уж и забыл, что совсем недавно был в состоянии близком к помешательству.

Он хотел было предложить Чунгу продолжить путь — ведь за синем щупальцем, как они видели с тридцатиметровой высоты уступа, каменный лабиринт прекращался и опадал в какую-то тьму.

Но только он открыл рот как совершенно неожиданно его схватила рука и вытащила в еловый лес.

* * *