Проощание с детством

— Сергей! — подала голос Людмила и вцепилась в занесенную руку мужа, таким образом переключив огонь на себя. Теперь вся его агрессия предназначалась женщине, а она принимала все со стиснутыми зубами, не издавая не звука, и взгляд ее серо-зеленых глаз сделался такой злой-злой и уверенный, какой бывает у солдат, которые стоят у расстрельной стены или ждут пыток в гестапо. Все это закончилось тогда, когда Саша обрушил на голову отца удар табурета и тот свалился, как мертвый. Парень отбросил свое оружие и облокотился на стену, сжимаясь от оглушающей боли.

— Я его убил, да?! — пробормотал парень срывающимся на крик голосом, — убил!?

Людмила молчала, ее как будто сейчас не было здесь. Только крупные как бусины слезы стекали у нее по щекам и падали на выцветший линолеум рядом с телом мужа, который не подавал никаких признаков жизни.

Саша не выдержал этой картины, он убежал прочь, на улицу, под дождь, без зонта и куртки. Некоторое время он постоял, подставив лицо ледяным струям, в глубине души надеясь, что его догонит мать и скажет, что все в порядке и удар был недостаточно сильным, но этого конечно же не произошло. Тогда он пошел к Мише, потому что кроме лучшего друга ему пойти было не к кому.

— Сашка? — изумленно сказал парень, открывая ему дверь. Час был уже достаточно поздний.

— Можно? — потерянно спросил Саша, его трясло. За спиной у Миши нарисовался его отец, с которым они были похожи как две капли воды. Миша унаследовал у него дистрофично-худощавое телосложение, сутулую спину, голубые глаза с зелеными ободками по краям радужек, плохое зрение, светлые волосы цвета нескошенной соломы. Что досталось ему от матери? Саша не знал, и сказать затруднялся.

— Александр, — улыбнулся ободряюще, но как-то встревоженно Степан Аркадьевич, положил руки на плечи сыну, — у тебя что-то случилось?

— Да… — прошептал Саша, отводя глаза, хотел признаться, но ему помешал приступ кашля, заставивший его согнуться на пополам и судорожно ловить воздух ртом. Миша кинулся к нему и на лице его написался такой ужас, будто он был уверен в том, что Саша сейчас умрет на его глазах.

— Что там? Кто пришел? — из комнаты послышался голос Светланы Петровны, и вскоре в прихожей нарисовалась и она. Это была уже далеко не молодая, но еще очень красивая женщина, в облике которой сразу читался ее характер — жесткий и строгий, все линии ее лица и тела были отточены, как лезвия. Ее взглядом можно было резать хлеб, а тонкой линией губ — душить, как веревкой.

— Саша, — женщина заметила гостя и торопливо обняла его крючковатыми пальцами, когда он перестал кашлять, ему было не уютно в ее объятиях, как-то жутко, словно она хотела не дать ему убежать, а не утешить, — что с тобой? Что случилось? — потом ее внимание переключилось на Степана Аркадьевича, и забота на ее лице сменилась злостью, — что ты встал, как изваяние!? Мальчику нужна помощь, а ты глазами хлопаешь, увалень бесполезный!

Степан Аркадьевич на ее слова ответил каким-то грустным и обреченным взглядом, ушел за телефоном.

— Что случилось? — снова обратилась Светлана Петровна к Саше.

— Я… — начал он, но осекся. Говори, говори! Что теперь молчать?! Это все равно станет известно и свидетелем его преступления будет его мать. Конечно же, она не станет оправдывать его, ведь она тоже ненавидит его в глубине души. Ненавидит, боится и считает чужим. Конечно не так, как отец, по-другому, молча, своим серым бесцветным лицом, своим опустевшим взглядом. Ведь это из-за него она стала такой! И отец…

— Я убил отца.

Светлана Петровна округлила глаза, как сова и даже отступила на шаг назад. Тонкая полоска ее губ дрогнула в недоумении. Миша, стоявший у стены, поднял лицо и посмотрел Саше в глаза. Он не верил. Конечно, он не верил.

— Как? — обронила Светлана Петровна.

— Вот так… — пролепетал Саша и его снова начало трясти, — он бил мать. А я ударил его табуретом по голове. Все, — он тяжело вздохнул, и сейчас ему больше всего на свете хотелось убежать обратно под дождь, туда, где его никогда не найдут. Туда, где никто никогда не узнает, кто он и кем он был.

— Саша, — сказала тихо Светлана Петровна и крепко-крепко обняла и вдруг ее обычно жесткие руки стали мягкими, материнскими, теплыми, от этого чувства он уже лет десять как отвык, а голос из жесткого сделался жалостливым и плаксивым, — не волнуйся. Все будет хорошо. Ты поступил правильно…

— Убив его!? — воскликнул Саша, но понял, что она права. Это был куда лучший вариант, чем, если бы он до смерти забил мать на его глазах. А его оправдают, обязательно оправдают, у него есть смягчающее обстоятельство… Он уже даже знает, как вести себя в суде, он уже бывал там однажды, только в другой роли.

Но после этого мать будет ненавидеть его еще больше. Наверное, она вообще никогда с ним не заговорит или и вовсе выгонит из дома.

Вернулся Степан Аркадьевич с телефоном на длинном проводе в руках.

— Куда звонить? — спросил он.

— В скорую, — распорядилась Светлана Петровна, — сам что ли не понимаешь, дурень!?

— В милицию… — поправил Саша.