- Тебе не удастся скрыть преступления, Гастингс, - предупредил его я. - Спрячь свою игрушку.
- Стил, ты известный любитель совать нос в чужие дела, но сегодня я положу конец этой дурной привычке. - Его голос внезапно охрип. Рука скользнула в карман халата и извлекла глушитель. - Признаюсь, мне немного жаль убивать тебя, но, прежде чем подохнешь, расскажи мне кое о чем.
Я сделал неловкое движение, и он моментально взвел курок. Я снова замер.
Он сказал:
- Как ты пронюхал, что я причастен… к этим событиям?
Думаю, в нем говорило чувство уязвленного самолюбия. Не будь его, он незамедлительно уничтожил бы меня. Во всяком случае, другого выхода для него я не видел. Сейчас же он отводил мне роль Шехерезады. Когда его интерес к моему рассказу иссякнет, он убьет меня.
- Все очень просто, Гастингс, - сказал я, затягиваясь сигаретой и изо всех сил стараясь казаться намного спокойней, чем чувствовал себя в действительности. - Ты выдал себя, когда дал точное описание кинжала, которым был заколот Хэннинг. Ты утверждал, что в номер не входил, а труп наблюдал с порога. Однако нож торчал в спине Хэннинга, которую от двери ты не мог видеть. Вот так просто. - Я ухмыльнулся. Его лицо исказила гримаса. - Могу, в свою очередь, задать вопрос и я?
- Спрашивай, я открою тебе все карты.
- Как тебе удалось убить Хэннинга, не входя к нему в номер?
Его глаза вспыхнули маниакальным блеском, и он с гордостью обитателя желтого дома сказал:
- Это было несложно. Я позвонил ему с работы - прокурор рассказал тебе об этом - и договорился о встрече. Обещал не привлекать его к ответственности как добровольно явившегося свидетеля. Мои слова произвели на него куда больше впечатления, чем я предполагал. Когда Хэннинг открыл дверь, он был в тряпье, которое, как было нетрудно догадаться, позаимствовал у старьевщика. Понимаешь, я был знаком с ним много лет, какое-то время он даже на меня работал. Я поинтересовался, где он раздобыл такую рвань, и он рассказал. Потом я прислонился к дверному косяку, симулируя внезапное головокружение, и попросил принести стакан воды. Когда он повернулся, я по рукоятку вогнал ему в спину нож. Он не издал ни звука, лишь сделал два-три шага и рухнул на ковер. - Замолчав, Гастингс глубоко затянулся, затем медленно выпустил дым из легких. - Но в номер я всё же вошёл. Мне важно было убедиться, что красной книжечки у него нет. Да, у него её не было. Тогда я отправился к старьевщику, но тот и понятия не имел, что мне требуется.
Откуда мне было знать, что мои парни подстерегли тебя и книжка уже в их руках?
- Да, подстерегли и в очередной раз испытали на прочность мой череп.
- Прискорбный случай с ножом послужит мне хорошим уроком, - сказал он. - Не в моих правилах повторять ошибки.
- Она у тебя не единственная, Гастингс, - сказал я, чувствуя, как моя шея покрывается потом. - Ты полагал, что предсмертная записка Кэллоувея - гениальный ход с твоей стороны. Ты ухитрился получить её в пятьдесят первом году, когда дочь Кэллоувея по своей воле рассталась с жизнью, а старик намеревался последовать за ней. Эту информацию я получил в санатории, куда ты его устроил на лечение. Для тебя не составило труда добавить сверху маленький кружочек к единичке и получить девятку. Ты подобрал похожие чернила, и у непрофессионала сомнений в подлинности даты не должно было возникнуть. Но поверь мне, любой специалист без труда определит фальшивку - разницу в восемь лет. Так что до гения тебе далеко, согласен? - Теперь воротничок моей рубашки можно было выжимать. Струйки пота стекали у меня по спине. По-видимому, я предусмотрел не всё и пошел на слишком большой риск.
- Может, хочешь добавить ещё что-нибудь насчет моей тупости? - со злобным сарказмом спросил он. - Его записка, в которой он заявляет о своем намерении покончить жизнь самоубийством, означала бы для него политическую смерть. Но мне не пришлось прибегать к шантажу. Недоумок даже не догадывался, какие дела творятся от его имени. - Он снял револьвер с предохранителя, и теперь дуло смотрело мне в пупок. - У меня чешутся руки, Стил. Говори быстрее!
Нетерпеливый блеск в его глазах свидетельствовал о том, что на угрызения его совести рассчитывать не приходилось.
- Наркобизнес - дело опасное, - продолжал я. - Когда ты понял, что полиция повела нешуточную борьбу с торговцами белой смертью и что кольцо вокруг тебя вот-вот замкнется, ты постарался устроить всё таким образом, чтобы наркобоссом считали Кэллоувея, хотя сам он ни о чём не подозревал.
Возможно, ты хотел ещё поиздеваться над человеком, который сделал целью своей жизни искоренение этого преступного бизнеса. Потом ты похитил его и застрелил из револьвера Салтини, а перед этим разделался с самим бандитом. Нравится тебе мой рассказ? - Я ухитрился даже выдавить из себя кривую ухмылку.
- Говори, говори, Стил, своим языком ты роешь себе могилу. Говори, пока в состоянии это делать.