Пропала собака

— Но у нас же некоммерческое заведение… — В его внимательных глазах что-то мелькнуло, что-то неуловимое, кажется, тоска, горечь…

— Они на этих боях могут делать огромные деньги! Фаворит — одна собака, а побеждает другая. Представляете, какие там ставки?!

Он вздрогнул.

— Да-да, вы правы, Таня. Меня просто колотит от всего, что вы рассказали.

— А что угро? — спросила я. — Они нашли какие-нибудь ниточки?

Алексей Никитич прятал взгляд, колебался, я поняла, что он даже несколько испугался.

— Как вам сказать, — наконец решился он, — они там все в секрете держат. Следователь намекнул, что к ним поступила какая-то информация, но ни источника, ни чего-нибудь более конкретного не сообщил. Ищут, — он театрально развел руками.

— Понятно, — сказала я, лихорадочно размышляя, что бы еще у него выпытать. — А! Вы знали шофера Зинаиды Андреевны?

Он замялся. По его лицу и некоторым фразам я внезапно поняла, что для него исчезновение старушки также представляет проблему. Может, ее похитила какая-то третья сила?..

— Знал, конечно, знал, — как-то рассеянно ответил он, видимо, соображая, что со мной делать и почему не приехали те, кого он ждал. — Он у тети уже года три работает, проверенный парень. Скорее всего его убили — экспертиза нашла в машине следы борьбы, на которую тетя не была способна, — погнута металлическая педаль, свернут рычаг управления, там же следы крови.

Тети?!! Так кто же здесь «Племяш»?! Получается, эта вальяжная злая тварь, которая приказала скормить меня псам, внук безобидной старушки?!!

— У вас есть его фотография?

— Есть! — с нажимом процедил он, и глаза у него были злые, он, очевидно, чертыхался внутри, так и не в силах решить, о чем мне врать, а о чем говорить правду — ведь если я выжила два раза, где гарантия, что я не выживу потом, что не узнаю о его лжи, что мои подозрения не обратятся на него самого?!

Я насквозь видела этого лжеинтеллигента со всеми его потрохами. Он никогда не видел убийства вблизи, и у него кружилась голова от вида крови. Он на полуголую меня-то смотреть не мог без содрогания, побелел весь как полотно!.. Черт, а ведь неплохо бы и предохранить себя от второго возможного приказа о моей гибели.

— Принесите! — приказала я. И пока рассматривала веселого улыбающегося парня, на руку которого опиралась сияющая Зинаида Андреевна, я позволила себе ухмыльнуться:

— Ну, теперь-то они не посмеют меня тронуть!

— Отчего же? — тут же прореагировал Алексей Никитич, вкрадчиво, как раньше, по телефону, племянник.

— Я, когда мне звонил их Племяш, текст разговора на факс записала и вместе с моими подозрениями отнесла верным друзьям. Теперь, если со мной что-нибудь случится, материалы пойдут в прокуратуру.

— Так почему же они вас пытались?..

— Не знали, дураки! Не успели пронюхать!.. Вот теперь надо их как-то поставить в известность. Я своей шкурой больше жертвовать не хочу!

— Вы… вы… Вы доблестная женщина, Таня, — выговорил он. — Я никогда не встречал таких, как вы.

— Я очень устала, практически уже сплю, — сказала я совершеннейшую правду, неожиданно для самой себя подавая ему руку для поцелуя…

— У меня есть гостевая комната, мы… э-э-э… с сыном теперь вдвоем живем. Я вам тут принес, что смог найти, — это оказалась пижама внеполового вида и мягкие тапочки, — сейчас налью коньяку.

— Погодите, я на минутку, — вышла, будто бы в туалет, прикрыла за собою дверь, словно бы из приличия, быстро достала из кармана плаща прекрасно наточенный нож и перерезала телефонный провод у самого пола. Вернулась на кухню.

Алексей Никитич уже стоял с бокалом. Ополовиненная бутылка была здесь же, судя по виду, очень дорогая. Правую руку он вынимал из кармана халата.

— Выпейте коньяку — янтарный, великолепный…

Черт, а ведь скорее всего с сонным порошком, если ни с чем похуже.

Но отказаться — значит, вызвать подозрение. Так, быстренько вспоминаем, что я успела заметить у него в аптечке, когда чинила себя? Вроде ничего смертельного… из порошков что-то было, но вот что?.. Делать нечего: придется на практике проверять собственную теорию насчет слабохарактерности Алексея Никитича.

Глотнула, краем глаза уловив его напряжение: он не спускал с меня глаз.

Выпила треть. Коньяк действительно был великолепен — по телу разлилось блаженное тепло, вся боль мгновенно сгорела в мучительных корчах.

— Идите спать, я приготовил комнату. Никаких химических воздействий я пока не ощущала, но пошла, слегка пошатываясь, а у самой старинной двери в прекрасно обставленную спальню даже широко зевнула, лукаво заметив:

— Отличный у вас коньяк… я уже сплю… — И рухнула в кровать.

Он еще немного постоял, прислушиваясь к моему ровному дыханию, потом на цыпочках удалился, прикрыв за собой дверь.

Я прислушалась, едва дыша. После пятой попытки он в сердцах бросил трубку. Я тихонько захихикала ведьмовским смехом, уткнувшись лицом в подушку.

Черная ненависть все еще переполняла меня. На тыльной стороне ладони несмываемым пятном сидел его слюнявый поцелуй, который не оттирался даже о шелковые простыни.