Пропала Тишка

Накрыли мы, значит, лагерь защитным полем и хорошо сделали, ибо утром проснулись от звуков (поле пропускает звук), по сравнению с которыми мартовский вопль гланлиста-микрофонщика, как капитан называет эстрадников, казался колыбельным мурлыканием. Продрав глаза, мы увидели у кромки поля четырех зверей. Представьте себе покрытую пенистой слизью свинью на шести длинных суставчатых ногах, и вы будете иметь то, что надо. То, что будет отдаленно похоже на эту богомерзкую тварь. Умывались и завтракали мы, не глядя по сторонам: какофонию слегка приглушили звукопоглотители, но аппетит уже одним своим видом портили скользкие скоты. Потом мы свернули лагерь, погрузили оборудование в дисколет, и капитан после часа полета выбрал в горах сравнительно ровную площадку, которую мы полдня очищали от камней. У леса, конечно, лучше, но мы были на все готовы, лишь бы не видеть больше этих свиноподобных. Напрасны оказались наши труды: утром двое из них суетились и орали у лагеря, поражая нас отвратной внешностью. Мы могли вернуться на катер, под его защиту радиусом две мегайоты, и тем самым избавиться от этих страшилищ, но капитан решил попробовать еще раз. Третий лагерь мы разбили у глубокой бухты, в окаймлении живописных скал на берегу моря. И что вы думаете, целое стадо вызверилось на нас со скал. Орали они вроде уже потише и не все сразу, но все равно смотреть на них без озноба никто из нас не мог.

— Однако, — сказал утром капитан. — Они здесь живут, а мы только гости. Будем так: они сами по себе, а мы сами по себе. Не станут же они нас кусать?

Мы долго смеялись капитановой шутке, понимая, что никто из нас не даст повода быть укушенным. Потом каждый занялся своим делом — программу надо было выполнять, и не родилось еще во вселенной зверя, который помешал бы нам это сделать. Короче, мы стали работать как положено и заставили себя не то чтобы не замечать, но не обращать внимания на этих зверюг, которые в общем-то оказались безвредными. Они попадались нам в самых неожиданных местах, кричали, но работать не мешали.

А дел было много, как и в любой экспедиции. Пробное бурение, отбор образцов пород, семян, вод и растений, фотоохота за зверьем и насекомыми — это еще не самое сложное. Вася Рамодин выслеживал хищников и силой внушения вынуждал отдавать недоеденную добычу: мы хотели привезти на Землю шкуры для чучел, но не убивать же нам было местных жителей…

Периодически кто-нибудь из нас по очереди отвозил все это на катер, чтобы не очень накапливать в лагере. И тогда приходилось выслушивать громкие жалобы Льва Матюшина на общую несправедливость. Все, дескать, заняты делом, один он сидит у катера, как привязанный, хотя он ничем не провинился и тоже хочет. В конце концов капитан сжалился над ним и посадил дежурить меня.

Я не скучал. Катер — это он только так называется, а вообще это корабль для межпланетных перелетов, вполне внушительный и солидный, с точки зрения того, кто не видел звездолета. С утра я делал обход, передавал на звездолет материалы предварительных анализов, мы с Тишкой завтракали, я консервировал в жидком азоте шкурки, чтобы сохранить клетки для будущих генетических реставраций. После обеда мы вдвоем гуляли по окрестностям.

Тишка была ничейная корабельная собака. Ничейная — совсем не значит нелюбимая. Мы любили ее, маленькую, в космах, веселую и ласковую со всеми. Тишка была не из тех собак, что очертя голову бросаются навстречу опасности. Почуяв угрозу, она сначала убегала, а потом раздумывала, а стоило ли бежать. И всегда приходила к выводу: бежать стоило. Чувство опасности у нее было развито необыкновенно, и она очень дорожила своей шкуркой. Я это написал потому, что мы в экипаже как-то долго спорили, а можно ли собственную шкуру считать имуществом? Мнения, как всегда, разделились фифти-фифти. Но тут пришел капитан и сказал:

— Каждый может подарить свое имущество другому лицу. Подарить собственную шкуру нельзя. Следовательно, шкура неотчуждаема и с личностью нераздельна. Отсюда шкура не есть имущество. Сберегая шкурку, Тишка бережет себя. Для нас! И за то ей спасибо.

Мы привычно подивились капитановой мудрости и заспорили о чем-то другом, а о чем, я не помню.

Если быть справедливым, трусила Тишка, только когда оставалась в одиночестве. При нас это была смелая, во всяком случае, весьма громкоголосая собака, всем своим поведением доказывающая, что на миру и смерть красна. Каждая собака не прочь при хозяине смелость показать.