Пропащее лето

На набережной там и здесь появились импровизированные эстрады, на одной из которых веселый клоун показывал простенькие трюки, а в перерыве между ними фотографировался с малышами и их родителями. На другой традиционное лицо "кавказской национальности" приглашал всех желающих сфотографироваться с живой и кусачей обезьянкой, которая детей не столько привлекала и развлекала, сколько отпугивала, за что и получала от хозяина цепочкой, на которой ей вовсе не хотелось сидеть.

Третья эстрада сразу привлекла внимание Марины. На ней в экзотических нарядах индейцев средней и южной Америки выступали этнические музыканты с плоскими желтоватыми лицами, большими, чуть раскосыми глазами и кряжистыми фигурами. Их грубоватый, яркий, словно ярмарочный, вид резко контрастировал с удивительно нежной, завораживающей музыкой, похожей то на медленное движение большой широкой реки, то на быстрый бег горного ручейка, над которым зигзагами вьются стрекозы и пролетают мелкие голосистые птички. Их инструменты отдаленно напоминали знакомую русскую балалайку, свирель... Но самыми удивительными были струнные, звучавшие нежнее арфы, и небольшая замкнутая трубка, внутри которой пересыпалось зерно или песок, отчего каждое движение этого инструмента отзывалось то звуком моря, то шорохом прибоя, то отдаленными раскатами затихающего грома... Марина остановилась, не в силах оторваться от удивительно чистой, живой музыки, звучащей, казалось, из далекого детства, от чего на глаза у нее невольно навернулись слезы.

Очнувшись от концерта, который продолжался часа полтора, Марина заметила, что стемнело, и пошла дальше по набережной к освещенным электрическим светом ларькам с сувенирами. Она шла вдоль длинного ряда столиков, останавливалась, что-то разглядывала, что-то присматривала на сувениры знакомым.

Еще через два часа площадь набережной начала постепенно опустошаться - одни шли в рестораны, расположенные здесь же, на набережной; другие уходили к морю, чтобы поглазеть на яркую лунную дорожку; третьи, уставшие от дневных впечатлений, пошли спать. К этим третьим относилась и Марина.

Вечером, засыпая, она слушала удивительную музыку Анд, кассету которой купила после концерта. Музыка уносила ее в какое-то далекое-далекое и светлое прошлое, которое, казалось, было тщательно спрятано в ее генетической памяти...

Наутро отдохнувшая Марина впервые подумала о том, что скучновато все-таки отдыхать в этом сказочном краю одной...

На пляже она заняла лежак поближе к морю, к морским брызгам, которые очищали ее загаженные городским смогом легкие и давали ощущение, что она не вдыхает, а просто пьет этот целебный воздух, возвращающей ей утраченные от бесконечной борьбы за выживание годы жизни. Она любовалась морем, немного опасаясь появившихся на горизонте тонких белых стерженьков смерчей. Фильм-страшилку про смерчи-гиганты она видела по телевизору, и этот фильм вызвал у нее почти ужас. Один стерженек медленно двигался в сторону берега, куда-то на несколько километров правее того места, где находился пляж. Остальные неожиданно распались далеко в море. Пристальное наблюдение за смерчами отвлекло Марину от настоящего и от людей вокруг нее. А тем временем пляж заполнялся отдыхающими, успевшими позавтракать в санатории или доме отдыха. Марина оглянулась и подивилась тому, как много полных и просто коровистых дамочек лежало, сидело и бродило по пляжу вокруг нее. Такое окружение вовсе не походило на гламурные пляжи с гламурными девочками из современных гламурных клипов и фильмов. На минуту ей показалось, что она, как в детстве, лежит на знакомом ей одесском пляже, переполненном сочными одесситками. То ли все "гламурные" рванули на курорты дальнего зарубежья, то ли создатели фильмов явно пытались формировать свой, круто оторванный от реальности мир.