Пропащие души

– Девочка из моего класса. – Гэбби не стала упоминать, что раньше Ханна была одной из ее лучших подруг и что она сама когда-то проводила немногие бесценные свободные дни вместе с Ханной в том же самом супермаркете.

– И вот что еще. Сейчас я была, скорее, отстраненным наблюдателем, а в тот раз я будто смотрела на все с точки зрения Ханны, словно находилась в ее теле. А потом оба раза через несколько секунд картинка просто растворилась.

– И ты точно знаешь, что это был ее шарф?

– Ага. Позже я увидела ее в столовой и вернула шарф. Я сказала, что видела его на ней. – Ханна легко приняла это объяснение, и Гэбби почти поверила в него сама.

Почти.

– Как ты думаешь, что с нами происходит? – спросила Гэбби. – Думаешь, мы обе просто…

– Сходим с ума? – закончила Зи, и Гэбби почувствовала облегчение оттого, что ей не приходится самой произносить эти слова. – И случайно совпало, что в одно и то же время? Не знаю…

– Это никогда не случалось с тобой раньше?

– Никогда. Мне приходила в голову куча безумных мыслей, но они всегда были моими собственными.

Зи и Гэбби согласно переглянулись, осознав, что им одновременно пришла в голову одна и та же мысль.

– Думаешь, с кем-то еще с того сеанса групповой терапии происходит то же самое? – спросила Гэбби голосом, в котором она с трудом признала свой собственный.

Зи серьезно посмотрела на нее.

– Не знаю, но нам нужно выяснить.

* * *

Тем вечером Сабрина была занята мытьем посуды в тесной кухне квартиры, где жила ее семья. Кремовая плитка, шкафы из темного дерева и выцветшие обои цвета красного вина отчаянно требовали ремонта, но ее мать вряд ли была в состоянии его осилить. Когда-то дом был уютным и теплым, а аромат японского бульона даши смешивался с опьяняющим запахом любимого стейка отца. Однако в течение последних шести лет, сколько бы свечей Сабрина ни зажигала и сколько бы окон ни открывала, чтобы впустить воздух, ей никогда не удавалось избавиться от запаха затхлости, запаха грусти. Она покосилась на свечу с ароматом кедра и корицы, купленную на прошлое Рождество у Лили Карпентер, женщины, которую убили неизвестно почему. С того момента Сабрина опасалась зажигать эту свечу, как будто та могла каким-то образом распространить вокруг себя невезение.

Она снова сосредоточилась на посуде, моя очередную тарелку горячей водой. Хотя Сабрина больше не пыталась заботиться о родителях, мытье посуды ее успокаивало. Когда ее брат Энтони был еще жив, послеобеденная уборка относилась к числу их совместных обязанностей. Он собирал всю посуду в раковину, она протирала стол, а потом они вместе все мыли и вытирали насухо, используя это время, чтобы по-настоящему поговорить – звук разговора тонул в шуме воды, так что родители не могли ничего услышать. Энтони рассказал Сабрине о кожаной куртке, подаренной ему на день святого Валентина Энджи, первой девушкой, которая ему по-настоящему понравилась. Она рассказала брату об идиоте преподавателе, который однажды в пятом классе заставил ее остаться в кабинете, когда они препарировали осьминога, хотя Сабрину из-за этого стошнило и все насмехались над ней остаток дня. Эндрю был на пять лет старше Сабрины, но всегда обращался с ней как с равной.

Она никогда не ела за одним столом с родителями с тех пор, как шесть лет назад пьяный водитель протаранил машину Энтони в лобовом столкновении. Но Сабрина по-прежнему выполняла свои обязанности каждый день. И дело заключалось не только в том, что родители были неспособны справляться с элементарными задачами. Просто эти действия помогали ей чувствовать, что брат рядом.

Она соскребла остатки еды с тарелки, отложив их для Рокета, их немецкой овчарки, на которую родители обращали почти так же мало внимания, как и на Сабрину. Но внезапно она замерла, почувствовав что-то странное. Обычно в этот ночной час острое ощущение пустоты в доме заставляло ее пойти покопаться в сумке, чтобы достать клонопин, припрятанный там ранее. Но сейчас по какой-то причине желание заняться самолечением притупилось. Фактически оно полностью отсутствовало.

Осознание этого так сильно озадачило ее, что она не услышала, как вошел отец. Как и Сабрина, Даг Росс был рослым и симпатичным, но напряжение последних нескольких лет оставило так много новых морщин на его темной коже, что он выглядел на десяток лет старше, чем был на самом деле.

– Я ненадолго вернусь в офис, – сказал он, проходя мимо дочери, не ожидая ответа и не рассчитывая на него. В течение последних двух лет он начал воспринимать дом по большей части как склад, ненадолго заходя сюда в промежутках между работой и свиданиями с женщинами, которых использовал, чтобы отвлечься от домашней обстановки. Думал ли он, что она об этом не знает?

– Да уж, конечно, вернись, – с сарказмом бросила Сабрина ему в ответ.