Вдруг что-то происходит. Данила почувствовал изменение действительности. Это трудно объяснить словами, будто воздух сгустился или произошло некое уплотнение пространства — если так можно говорить о пространстве. Данила опускает взгляд, по телу пробегает дрожь, мышцы напрягаются, в голове тихо звенят маленькие колокольчики, в глазах белые искорки хаотично движутся во все стороны, как будто резко встал после дремы. Гулям продолжает что-то говорить, посмеиваются чернокожие клоуны, блестя белыми вставными зубами, солдаты слегка расслабились и переминаются с ноги на ногу. «Что-то происходит! Что? — напряженно думает Данила. — Как будто некто положил ладонь, огромную и тяжелую, но невидимую для всех. И она давит все сильнее».
Головная боль пронзает лобную кость, острие впивается в мозг и медленно проникает глубже, разрывая на части живую плоть. Затрудняется дыхание, появляются хрипы, тихий звон в ушах сменяется бухающими ударами сердца. Приступ лютой злобы замораживает внутренности, от боли хочется кричать и дергаться всем телом. Чтобы не заорать позорно, как истеричная баба, Данила прокусывает нижнюю губу. Вкус собственной крови отрезвляет. По всему телу вздуваются мышцы, каменеют жилы, злость на невидимого врага очищает затуманенный мозг, кровавая пелена спадает …
— Эй, ты шизофреник!? — врывается в сознание резкий крик Гуляма.
Данила вздрагивает всем телом, словно разряд электричества пробил, глаза широко открываются, возвращается слух, зрение, появляется осознание действительности.
— Легко обзывать связанного нехорошими словами, — с трудом произносит Данила, преодолевая спазмы в горле. — Нет, чтобы развязать, ссыкун!
— Боюсь, кусаться начнешь, — холодно отвечает Гулям, брезгливо морща верхнюю губу и кончик носа.
— Боишься? — наигранно удивляется Данила.
Ему все еще очень нехорошо, но врагам слабость показывать нельзя. Он вдыхает воздух полной грудью, вертит головой — оказывается, в помещение довольно светло, даже чересчур! Пока он переживал странный припадок кто-то включил все лампы, а не только одну потолочную, вокруг полно людей в черной форме и с оружием, напротив сидит Гулям в ярком оформлении пары придурков.
— Ну все-таки, где танк, я тебя спрашиваю?
— Да что ты привязался с этим танком!? — лениво окрысился Гулям. — Дурак что ли?
— Я один и без оружия, привязан к железному стулу, который приварен к железному полу. Вокруг два десятка вооруженных до зубов солдат в броне с ног до головы. За твоей спиной бодигарды с кривыми ножами в одежде сумасшедших. Не хватает только танка, который будет целится мне в лоб метров с пяти … ну и кто здесь дурак?
Гулям внимательно глядит на Данилу прищуренным взглядом, руки сложены на коленях «домиком», кончики пальцев постукивают друг о дружку.
— Считай их зрителями, — предлагает он. — Ты очень опасен, Данила Уголков. Таких, как ты, надо знать в лицо. И чем больше людей — и не людей! — будут знать тебя, тем лучше.
— То есть предполагается, что я могу сбежать?
— Меня настоятельно просили не убивать тебя. А если жив — шанс удрать есть всегда.
— Ну, хотя бы развяжи меня. Неужели ты думаешь, что я голыми руками смогу перебить кучу вооруженного народа? У меня руки ноги затекли!
Гулям некоторое время молчит, словно прикидывая, стоит развязать ли не стоит? Данила окончательно приходит в себя, с любопытством оглядывается. Ну, судя по объему и крепежным ремням на стенах, это действительно грузовой отсек. Гулямовские наемники расположились на откидных лавках, сидят в расслабленных позах, оружие на пленника не направлено. По идее, оно здесь вообще не нужно, в замкнутом пространстве, да еще с железными стенами любой выстрел в первую очередь опасен для самого стрелка. А уж если начнут палить все, то просто перебьют друг друга. Кстати, полет проходит в атмосфере. Иначе бы все были пристегнуты. Это уже хорошо. Непонятно чем, но хорошо.
— Ладно, — лениво махнул рукой Гулям. — Действительно, выглядит как-то по-дурацки … Ромбот, развяжи его.
Худой, как макаронина, негр подходит к Даниле. Бросаются в глаза высокие ботинки красного цвета с белыми шнурками и желтые, как лимон, штаны. Голени и бедра укрыты железом. Оранжевая рубаха торчит широкими полами из-под сверкающего начищенной сталью нагрудного панциря. Удушливый запах одеколона из тропических цветов душит дыхание и убивает обоняние. Но Данила терпит, руки действительно затекли.
— Ромбот … ромбот обормот! — не удержавшись, бормочет он под нос.
Однако негр услышал.
— Меня зовут Ромбот Йекатом! — рычит он прямо в ухо Даниле. — Запомни его, бледный червь!
Данила роняет голову на грудь. Его душит смех и одновременно боль в руках, куда хлынула кровь. Сдерживаясь изо всех сил, он ждет, когда Йекатом срежет веревки на ногах и отойдет. Лишь после этого он поднимает голову.
— Ромбот Ёп … ип … ёбтаком? — говорит он сквозь зубы, с трудом сдерживая смех. — А как зовут второго господина?
— Нгона Баба, — мрачно сообщает Гулям. — Хочешь познакомиться ближе?
— Ы-ых … баба?
— Не бàба, а бабà!