— Мне очень жаль, мадам! Это всё он! — в шутку обвинил он меня.
Между тем больную ногу стало жечь. Ощущения были сильными и болезненными. Она шёпотом рассказала Дину о том, что с ней происходило. Ощущение жжения продолжалось ещё в течение некоторого времени, а потом исчезло совсем.
На следующий день Юджи настоял, чтобы она ехала в одной машине с ним. Оказалось, что это было их последнее совместное путешествие. В машине она как бы между прочим рассказала ему о случившемся. Он спросил её:
— А сейчас болит?
— Нет.
— Что произошло?
— Когда ты упал на мою ногу, её стало жечь, и с тех пор она не болит.
— Да, так и должно быть.
На следующий день он всем рассказал об исцелении ноги. Конечно же, он всё переиначил, превратив историю в шутку: «Эй! Это чудо! Святой Луис исцелил её!» Но мы-то знали, что было на самом деле.
Два года спустя она сказала мне, что до сих пор не может забыть его взгляд в тот момент, когда он опёрся на неё.
В день его переезда я появился в Шале Биркенвилд в 5.30 утра. Переезд к тому времени уже почти закончился. Юджи упаковал все свои вещи накануне, поэтому вся процедура заняла менее двух часов.
Утром я побеседовал с Робертом Гейссманом о ранних годах Юджи. Именно он организовал для Юджи первое и единственное публичное выступление в Саанене в 1967 году и арендовал тент у шале Пиффенинг для второго выступления, но оно было отменено из-за дождя. Его жена когда-то была близкой подругой мадам Скаравалли — первого организатора бесед Джидду Кришнамурти в Саанене. Когда Роберт с женой как-то пришли к ним на ланч, мадам Скаравалли сказала своей подруге: «Я не могу вам запретить приходить, но я была бы вам очень признательна, если бы вы больше этого не делали». Возможно, и самой Скаравалли было не слишком приятно отрекаться от подруги, но для жены Гейссмана это был просто удар, да и сам Гейссман так никогда и не простил им этого оскорбления. Давление «сверху» было слишком сильным. После этого случая люди Джидду Кришнамурти весьма недвусмысленно дали им понять, что не хотели бы видеть их снова.
— Они были, как нацисты! — зло сказал он.
Я спросил его, что его привлекло в Юджи, когда они встретились впервые.
— У меня было ощущение, что этот человек действительно что-то проживает.
Он сказал, что незадолго до «катастрофы» Валентину беспокоила устойчивость психики Юджи. Она предложила ему сходить к психиатру, но он отказался. В отличие от Джидду Кришнамурти, хрупкого во многих отношениях человека, Юджи был здоровым, как бык, и таким же упрямым. Возможно, именно поэтому он смог пережить тот шок, который испытала его система, смог «полететь», а не «двинуть кони». Многие из людей, знавших его во время «катастрофы», говорили, что он испытывал боли, его лицо часто становилось красным, его бросало в жар, голова и тело постоянно болели. Не один раз он думал, что это конец. За обеденным столом итальянец по имени Джованни Торкуи также рассказал свою историю Юджи. Ещё в юности он познакомился с Джидду Кришнамурти и забросил сулящую большие перспективы карьеру в Милане. После смерти Джидду Кришнамурти его всё больше стал интересовать Юджи. Он так описывал основное различие между характерами и восприятием двух мужчин: Джидду Кришнамурти был ярким светом, чьё учение можно было объяснить людям. Он был милосердным, красивым, элегантным и очаровательным. Юджи по-своему тоже был элегантным и красивым, но его учение или то, что он называл чёрной дырой, познать было невозможно. В случае с Юджи за его словами никого не было. Пустота, воплощением которой он являлся, действовала разрушительно по сравнению со сверкающими, полными обещаний речами Джидду Кришнамурти. «Живя в народе», Юджи оказывал на своих друзей немедленное воздействие. А весь стиль жизни Джидду Кришнамурти был театром, рассчитанным на публику.
На праздник Гурупурнима, считающийся благоприятным днём для поклонения гуру, к Юджи пришла индийская пара, знакомая с ним уже много лет. Они сказали, что у Юджи будет огромное количество энергии в тот день. Я не склонен верить подобным заявлениям, но впервые за долгое время я сидел рядом с ним с утра до вечера и у меня не возникло желания уйти. Пространство было словно наэлектризованным. Он попросил меня спеть несколько песен. В тот день приходили ещё несколько индийцев, кто-то спросил о значении и цели жизни. Обычно такие вопросы отметались сразу, а в тот раз он в течение всего дня давал серьёзные ответы. Я обратил внимание на необычное тепло, окружавшее его, и желтоватое свечение в атмосфере. Я и раньше замечал нечто подобное. Это не столько исходило из него, сколько окутывало всё рядом с ним.