Пропасть

Они жили не то чтобы замкнуто, нет. Напротив, их дом всегда был открыт для гостей, но это чаще всего были мамины подруги, как правило, такие же незамужние или разведенные женщины, в одиночку воспитывающие детей. Лика привыкла к их вечерним посиделкам, к неискоренимой чайной церемонии с пирогами и вареньем. И хотя последние годы такое времяпрепровождение ее стало раздражать, вмешиваться в жизнь мамы и ее подруг не смела. Да и какой смысл, все равно их не интересовали ни дискотеки, ни музыка техно, ни драйв. Смысл их вечерних разговоров крутился вокруг подрастающих детей, обсуждения очередного кавалера одной из подруг, но такое случалось нечасто.

Впрочем, Лика сама не хотела говорить с мамой ни о чем, особенно после того, как познакомилась с Гариком. Он словно перерезал ту нить, которая их соединяла. Сначала Лика боялась признаться, что попробовала наркоту, а затем, когда началось стремительное падение, страх еще больше усилился. Сейчас Лика понимала, что, найди она в свое время силы для разговора с мамой, ничего этого не случилось бы. А теперь — процедуры, клиника и безжалостный штамп на всю жизнь — наркоманка.

В тот день, когда мама с Николаем Владимировичем привезли ее сюда, Лика мало что понимала, она хотела только одного — умереть. Но сегодня мама приехала снова с тем же мужчиной, причем невероятно счастливая, совсем как тогда, восемь лет назад. Именно это и вызвало беспокойство девушки: а вдруг все повторится опять? Очередной Саша обидит маму, и та снова на долгие годы спрячется в непроницаемой раковине. Станет страдать в одиночку, не говоря ни дочери, ни подругам ни слова. Лика знала за Верой такую особенность. Когда случалась беда, мать замыкалась в себе, пытаясь справиться с ситуацией.

Как уберечь самого родного и дорогого для нее человека от нависшей беды, Лика не представляла. Но что-то необходимо было предпринять. Хотя бы поговорить. Вот только, к сожалению, телефон у нее забрали, а таксофонов в клинике не было. Оставалось только ждать следующего приезда, чтобы серьезно поговорить.

Лика была уверена, что сумеет предотвратить катастрофу. Пусть уж лучше мама остается одна, ведь раньше им так замечательно было вместе, а от мужиков ничего хорошего в этой жизни ждать не приходится. У них у всех на уме только одно — забраться под юбку, но удовольствие от этого весьма сомнительное, уж кто-кто, а Лика это хорошо знает.

Хотя, с другой стороны, этот Николай Владимирович вовсе не выглядит этаким героем-любовником. Немолодой, но крепкий, и глаза у него добрые. На маму вон как нежно смотрит. Наверняка у них роман. Интересно, давно ли? Если давно, то ничего исправить уже нельзя. Когда Лика встретилась с ним взглядом, то почему-то не ощутила угрозы, как, впрочем, и похоти. На нее Николай Владимирович глядел как на больного ребенка, а вовсе не как на юную девушку, весьма привлекательную даже в больничных стенах. Она уже успела убедиться в этом: едва начала ходить по корпусу и застекленной террасе, тут же с ней стали знакомиться весьма симпатичные парни. Но наученная горьким опытом Лика отвергала их всех сразу, на самой начальной стадии знакомства: ей ли не знать, чем все заканчивается!

Казимир слушал крепкого немолодого мужчину внимательно, не перебивая и не переспрашивая, стараясь уловить главное. То, что его примитивно вербовали в якобы наемные рабочие, для Казимира было очевидно. Какие могут быть разговоры, если весь этот заброшенный городок под контролем! Никакого договора, никаких документов с Казимира не требовали. Зачем, собственно, если выбраться отсюда невозможно. Вертолет — единственное средство передвижения. А попасть в него без службы безопасности немыслимо. То, что он уже просто раб, от Казимира даже не скрывали. Относились к нему — как к обычному спившемуся бомжу.

— Усекай! Ты работаешь, мы тебя кормим, даем жилье и возможность заработать. Контракт на два года. Хорошо пашешь — хорошие бабки будешь иметь. Бабло записывается на твой счет. Расчет при увольнении. Здесь ты на всем готовом. Как в армии, ты же бывший офицер? Вот и отлично, значит, понимаешь, в чем суть.

— Ну, типа въехал, а как тут насчет баб?

— В смысле? — удивился крепыш.

— Ну я говорю, мужик я еще в силе, есть ли бабы, чтобы, значит, потереться?

— А! Ясно, все у тебя будет, хорошо вкалываешь — классно оттягиваешься. Будут тебе бабы. Такие, каких ни разу в жизни не видел. Главное усек? Ты нам подходишь. Работа нормальная, не пыльная. Деньги хорошие при расчете отгребешь. Водка и жратва за счет фирмы. Ты сам ни за что не платишь. Понял?

— Да ясный пень! Делать-то что нужно?

— На месте узнаешь. Давай грузись в машину, тебя сейчас отвезут.

Казимир забросил на плечо рюкзак вышел во двор. Низкое солнце робко слизывало грязный снег с крыши дощатого сарая. Со стрехи капало, пробивая в сугробе ледяную шахту. В городке на улицах снега почти не было, его уже согнало с асфальта, но в тайге и в горах снег еще виднелся. Даже на крышах его достаточно. Судя по всему, морозы по ночам здесь солидные.