Читаем Пропасть полностью

Надо сказать — недолюбливаю я собак. Слишком многому они у людей нахватались. Такие же трусливые и подлые существа — с такими же редкими исключениями как и среди людей. При хозяине — аж захлёбываются от лая, готовы в горло вцепиться. В отсутствии хозяина — тише воды, ниже травы. Встретив один на один человека в лесу (да даже стаей в десять-двадцать голов против одного человека) — пугаются и улепётывают изо всей мочи, причём, как правило, абсолютно молча или слегка поскуливая.

Вот к кошкам испытываю нечто вроде уважения. Несмотря на долгую близость с человеком, сохранили они толику независимости. Попробуйте подозвать к себе кошку. Она: захочет — подойдёт; не захочет — не подойдёт. Позовите собаку — и она подбежит, виляя хвостом. Говорят: "собака — друг человека". Да нет, "друг" — это слишком. Тут больше подходит слово "раб". Ведь собаку — могут приласкать, а могут и убить, кастрировать, на цепь посадить, даже съесть. По команде человека, собака кидается на другого человека (или помогает его конвоировать). Какой уж там нафиг, друг! А если вспомнить об охотничьих собаках, то приходится констатировать, что для всего мира животных, собака является как бы предателем.

Почувствовав что обнаружена и что шкуру с неё сдирать вроде не торопятся, хвостатая соседка едва дыша, тихо-тихо, по стеночке, проползла мимо меня, и опрометью кинулась по лестнице наверх. Спаслась!..

Ладно — место на ночь я себе отвоевал.

За какой-то дверью слышен гвалт, плач, мат-перемат. То ли дерутся, то ли "отдыхают красиво". Откуда-то доносится хныканье ребёнка. Но в целом, всё более-менее спокойно. Ночь обещает быть благополучной. Это как-то чувствуется: наличие опасности, или наоборот — её отсутствие. "Шестое чувство" — вовсе не выдумка. А раз нет чувства близкой опасности — значит можно позволить себе немного расслабиться. В самом деле — день вроде прошёл сносно. Ничего плохого. Никаких неприятностей. Утром был жив — и до сих пор живой. До весны, правда, ещё ох как далеко! Как-то в голове не укладывается, что могу до неё дожить. Ведь это сколько ещё ночей, проведённых где попало!.. Во всяком случае, если я каким-то чудом до тепла дотяну — это не будет заслугой государства. Это будет его упущением.

Однажды пришло вдруг на память, что ведь не где-нибудь, а именно в Подмосковье живёт человек, которого я мог бы назвать приятелем. Давал он мне как-то свой адрес — да мало ли адресов даётся в лагере, мало ли планов строится! А вот поди ж ты — вдруг вспомнилось. Решил съездить к нему. И не пожалел. Бедненько с матерью живут — в основном тем, что сами на огороде вырастят. Ну ещё самогоночкой приторговывают. Да беда в том, что больше пьют её, чем продают. Но встретили хорошо. Что в доме нашлось — всё на стол выставили. Накормили от пуза и упоили в хлам — хоть и пытался отказываться от крепчайшей самогонки, но как не выпьешь за такую встречу?! Захмелевший хозяин толкует матери: "Ты видишь перед собой умнейшего человека, какого я только в жизни встречал! Спроси у него про любую страну — он тебе сходу назовёт её столицу, площадь, население, главные города, историю. Скольким людям человек помог раньше срока освободиться, сколько помиловок и жалоб кассационных написал!.." А "умнейший" (самому себе ни одного дня от срока скинуть не сумевший) прячет под стул ноги в разбитых вдрызг ботинках (неудобно!) и старается не поворачиваться к хозяевам правым боком (там пальто краской запачкано)…

Это был, что называется, наглядный пример солидарности малоимущих. Да только один он и есть, этот пример. В основном-то, нет в помине никакой солидарности между беднотой. Гораздо скорее встретишь её у богатых и зажиточных. Беднота давит и ненавидит друг друга, с упорством, достойным лучшего применения. Как бы ни костерили нищие колхозники всевозможных бизнесменов и представителей власти в целом — обворовывают они исключительно друг друга, на что-то большее их не хватает. Дворники с упоением грызутся с бомжами у помоек. Нищета загрызает нищету.

Довелось как-то встретиться и с другим "односидельцем" (по комяцкой зоне). Так же как и я, он часто ходил на собрания верующих (пятидесятников). Там все друг друга братьями называли. И для меня исключений не делали.

А теперь столкнулись случайно, буквально нос к носу, неподалёку от метро "Текстильщики". И оказалось, что в лагере-то оно проще было. Все одеты почти одинаково. У всех одна пайка. Все в неволе.

Теперь же стояли друг против друга — солидный упитанный господин и обшарпанный человечишко, изрядно смахивающий на бомжа. Тут уж языки как-то не провернулись, выговорить слово "брат". Поздоровались, вежливо улыбнулись друг другу. Перекинулись парой слов. А больше и сказать нечего… Подошёл его автобус. На том и расстались…

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное