Пропасть

От Тайги идёт электричка до Мариинска. Оттуда — на Боготол. Станции Мариинск и Боготол, кишат милицией — как бродячий пёс блохами. Опять проезжаем кромку лагерного края… Вообще, если вспомнить какие территории остались в составе России после распада Советского Союза, то приходится констатировать, что отечество наше, свободно-суверенно-демократическое, чуть ли не на половину состоит из лагерных краёв. Не Россия, а Лагерия. И хотя население России в два раза меньше чем население СССР, для всех этих лагерей находятся сидельцы. Не слыхать, чтобы где-то происходили закрытия зон. Стоит ли после этого удивляться, что по уровню дикости во взаимоотношениях друг с другом, русские почти не знают себе равных? Когда папуасы перестанут друг дружку кушать — мы выйдем на прочное первое место в мире, по уровню самопожирания и "внутринациональной" ненависти.

От Боготола ходят электрички на Ачинск. Кстати, когда, будучи в Польше, я говорил что призван был в армию из-под Боготола, поляки никак не могли уяснить себе, что последняя буква в названии этого города — "л". Всё время произносили "Боготов", на славянский лад, абсолютно не врубаясь в особенности татарско-сибирской топонимики. А когда спрашивали, что такое "край" и насколько этот край далёк от Польши — я просто не знал что ответить, потому что у этих людей в голове не укладывались представления о российских расстояниях. Какой-то местный умник заявил, что Красноярский край — это очень далеко от польских границ: "Как две Польши!" Поляки закачали головами, заохали. Я с трудом удержался от смеха. Две Польши — это от польской границы даже до Москвы не доедешь, какая уж там Сибирь!

Объяснять же, что Красноярский край — это такая административная единица, которая простирается от монголо-тувинских степей на юге, до вечных льдов Арктики на севере — было делом почти бессмысленным. Другой вопрос, что в гигантском, прекрасном и богатейшем ресурсами Красноярском крае, нет ни одной, хорошей на взгляд поляка автодороги. Самые лучшие шоссе в районе Красноярска, по качеству могут сравниться лишь с такими польскими дорогами, которые ведут от основных трасс к отдалённым сёлам.

Ачинск — это узел. Здесь от магистральной линии Москва-Владивосток, отходят две ветки. Одна — на север, к Лесосибирску. Другая — на юг, к Абакану. Абакан — это Хакассия, западная часть Минусинской котловины, которая отличается особым микроклиматом. Там растут яблоки и арбузы. В те края бежало в своё время немало староверов. Знаменитое семейство Лыковых, обитало примерно в том же районе. Там, в ложбинах среди Саянских гор, и сейчас немало мест, где наверняка живут люди подобные Лыковым. А на север от Ачинска, в сторону Лесосибирска и далее до пределов тундры — сплошная тайга и болота, комары, гнус, мошкара. Я одно время подумывал об уходе в тайгу — либо к югу, либо к северу от Ачинска.

Из Ачинска идут электрички на Красноярск. От Красноярска — до Канска. От Канска — на Тайшет. Оттуда — до Нижнеудинска. Между прочим — никакого Верхнеудинска не существует. До революции Улан-Удэ назывался Верхнеудинск. Из Нижнеудинска еду до Тулуна. От Тулуна — до станции Зима. Это название (как и в случае со станцией Тайга) вполне себя оправдывает. Хотя линия здесь опускается к югу, климат становится всё суровее. Тут уже зона вечной мерзлоты — которая заходит даже в Монголию. Берёзки здесь напоминают центральнорусскую лещину — растут так же пучком и ненамного толще. Видимо тут холоднее потому, что вся эта местность — одно большое нагорье, высоко поднятое над уровнем моря. Из-за разницы в климате, иные, не слишком шурупящие в географии красноярцы, полагают, что Иркутск лежит к северу от Красноярска; хотя как раз наоборот — это Красноярск значительно севернее Иркутска. Ну и конечно, не следует путать Иркутск с Якутском — действительно лежащим далеко на север от Транссиба.

Впрочем, при всей суровости климата Приангарья, край этот до революции был одним из самых богатых в России. В годы гражданской войны, местное население было у большевиков на плохом счету — слишком мало тут было нищеты, слишком зажиточными были селяне и хуторяне. Это ещё раз свидетельствует о том, что нет плохой земли — есть плохие хозяева. Нет "депрессивных" районов — есть депрессивная власть. Именно те края царской России, в которых не было крепостного права, как раз и отличались зажиточностью — хоть и располагались обычно в наихудших климатических условиях (Сибирь, Архангельское поморье…). Везде можно жить прилично — если власть не виснет гирями на руках у своих граждан.