Пропасть Искупления

И вот его разбудили опять. Скорее всего, за прошедший срок статус не изменился, Скорпион тут по-прежнему на птичьих правах. Но теперь он может, по крайней мере, надеяться на перемену в ситуации.

– Ну что? – спросил он Валенсина, который производил необходимый комплекс анализов. – Я снова обманул вашу статистику?

– У вас, Скорп, были неплохие шансы на выживание, но это не значит, что вы бессмертны. Если еще раз ляжете в эту капсулу, то, скорее всего, уже не выйдете из нее.

– Помню-помню: десять процентов.

– Я надеялся вас подбодрить.

– Неужели вообще никаких шансов?

Валенсин кивнул на криокапсулу:

– Надумаете замораживаться – требуйте, чтобы ее покрасили в черный цвет и прикрутили ручки.

Состояние здоровья Скорпиона действительно соответствовало кладбищенскому юмору Валенсина. Большинство ощущений вряд ли можно было назвать болезненными. Казалось даже, это не побочные эффекты криосна, а результаты простого течения времени – как будто свинья и вовсе не ложился в капсулу. Но зрение и слух ухудшились. Он почти ничего не видел боковым зрением, и даже в границах прямой видимости предметы стали расплывчатыми и зернистыми. Свинья напрягал слух, пытаясь расслышать Валенсина за гудением комнатных кондиционеров. Он прошелся и обнаружил, что быстро устает и высматривает местечко, чтобы присесть и перевести дух. Снизилась работоспособность легких и сердца. Сердечно-сосудистая система гиперсвиней создавалась исключительно в коммерческих целях, а именно для максимально упрощенной пересадки. По этой же причине сердце и кровеносные сосуды оказались не рассчитаны на долголетие. Запланированное устаревание, так это называлось.

Когда «Ностальгия» улетала с Арарата, ему было пятьдесят. И оставалось пятьдесят во всех смыслах: он прожил считаные недели своего субъективного времени. Но погружение в криосон и размораживание отняли семь-восемь лет жизни – процесс безжалостно разрушал клетки. Проведи cвинья это время на ногах, живи он вместе с экипажем корабля, результат был бы хуже, но вряд ли намного.

Как бы то ни было, он все еще жив. И в общей сложности просуществовал дольше любого известного сородича. Означает ли это, что Скорпион вытянул счастливый билет свиньи-долгожителя? Он сильно сдал, но назвать его ходячей развалиной было бы преувеличением.

– Так каковы результаты? – спросил он Валенсина. – И где мы находимся? Насколько я понимаю, уже добрались до Сто Седьмой Рыб. Или вы разбудили меня только для того, чтобы сообщить, как плохо сказывается на моем здоровье процесс разморозки?

– Мы в Сто Седьмой Рыб, и вам придется кое-что наверстать.

Валенсин помог Скорпиону подняться со смотровой кушетки, и тут Скорпион заметил, что оба медицинских серворобота наконец сломались. Теперь они стояли по обеим сторонам двери и служили вешалками.

– Мне не нравится ваш тон, – сказал Скорпион. – Сколько лет прошло? Который сейчас год?

– Две тысячи семьсот двадцать седьмой, – ответил Валенсин. – И я сам не в восторге от происходящего. А еще, Скорпион, я вам должен кое-что отдать.

– Что?

Валенсин протянул ему согнутый кривой белый обломок, похожий на гладкий кусок льда:

– Вы держали это в руке, пока спали. Должно быть, ценная вещь.

Что-то было не так, но что именно, никто ему не говорил. Скорпион глядел в лица собравшихся, стараясь понять, в чем дело. Здесь были все, кого он ожидал увидеть: Круз, Эртон, Малинин. А еще несколько начальников, которых он прежде не знал. Хоури тоже присутствовала. Наконец он сообразил, кого здесь не хватает.

– Где Аура? – спросил Скорпион.

– С ней все в порядке, – ответил Васко. – Жива и здорова. Недавно я ее видел.

– Нужно рассказать Скорпиону, – сказала Хоури.

Она постарела, отметил Скорпион. На лице прибавилось морщин, в волосах – седины. Ана теперь стриглась коротко, челка едва доходила до бровей. Сквозь поредевшие волосы просвечивала кожа.

– И о чем же вы собираетесь мне рассказать?

– Доктор Валенсин вам что-нибудь говорил? – спросил Васко.

– Сказал, который теперь год. Больше ничего.

– Скорп, в ваше отсутствие мы сделали что смогли. Нам пришлось принимать непростые решения.

«В мое отсутствие», – подумал Скорпион. Как будто он ушел и бросил их на произвол судьбы, когда в нем очень нуждались.

А ведь и впрямь – такое чувство, словно он виноват, словно уклонялся от своих обязанностей.

– Уверен, вы прекрасно справились. – Он потер переносицу.

Сразу после пробуждения у него разболелась голова. Мигрень так и не прошла.

– Мы добрались до системы Хелы в две тысячи семьсот семнадцатом году, – сказал Васко. – Перелет от Йеллоустона занял девятнадцать лет.

По спине Скорпиона побежали мурашки.

– Но Валенсин назвал мне другой год.

– И не обманул, – ответила Эртон. – Сегодня две тысячи семьсот двадцать седьмой, по крайней мере в этой системе. Мы прилетели сюда почти десять лет назад. Могли бы разморозить вас сразу же, но сочли это преждевременным. Валенсин объяснил, что снова ложиться в криокапсулу вам опасно. Если бы мы вас разбудили десять лет назад, вы бы уже умерли или снова погрузились в холодный сон, практически без шансов проснуться живым.