– Хрен с ним, можно в Испанию. – Настя махнула рукой. – Но сначала в Бразилию… хочу карнавал! В купальном костюме с перьями! И музыка бразильская… Танцевать, валять дурака… кричать! И народ танцует вокруг!
– Я тоже в купальном костюме? – спросил Гутник.
Настя зашлась от хохота:
– А ты… голый! С перьями! – выговорила она с трудом.
– Я хочу тебя! – Гутник схватил ее руку, снова поцеловал. – Пошли!
Настя подставила бокал, и он вылил туда остатки шампанского; она снова выпила залпом, утерлась рукой, уставилась на него шальными глазами:
– Пошли! Возьми шампанское в холодильнике… пить хочется.
– Веньке до тебя далеко, – сказала Настя, когда они лежали, обнявшись. – Ты классный трахальщик… много баб было?
– Валере тоже далеко? – спросил Гутник.
– У нас ничего не было!
– Врешь! Я видел вас в кафе… ты была у него дома. Я знаю Валеру, он всегда готов. Да и ты не теряешься!
– Ревнуешь? Он же мальчишка… был. Тебе его не жалко?
– Дурочка! – Гутник повернулся к ней, закрыл рот поцелуем. – Еще шампанского? – Он взял с тумбочки бутылку; с шумом вылетела пробка; он протянул ей бокал.
Настя села:
– За нас! Ты веришь, что все будет хорошо?
– Я знаю. За нас!
Они чокнулись, и Настя стала пить, не сводя с него взгляда:
– Интересно, его уже нашли или нет?
– Забудь. Мы вместе, мы обрубили след, пока все идет по плану. Остальное не должно тебя волновать.
– Я мало его знала, а ты с ним работал…
– Ну и что? Всегда наступает момент выбора. Мы выбрали и выиграли, а он проиграл. Если честно, он был человеком довольно паршивым и продажным, настучал на меня Вене… пришлось оправдываться. Веня, кстати, тоже проиграл. А мы нет. Победителей не судят, как говорят. Ты же хочешь карнавал?
– Хочу! А ты не… боишься?
– Чего?
– Кармы!
Мужчина делано рассмеялся и притянул ее к себе…
…Настя спала, лежа на животе. Гутник осторожно сбросил одеяло и поднялся. Постоял, рассматривая спящую женщину, потом, неслышно ступая, вышел из спальни. Ухмыльнулся, заслышав царапанье собачьих когтей о дверь – Настя забыла выпустить Джесси из кладовки. Спустился по лестнице и пошел по коридору к кухне. Принялся убирать со стола – сказывалась холостяцкая привычка. Открыл шкафчик в поисках мусорного ведра и присвистнул при виде доброй дюжины пустых винных бутылок.
Сделал себе кофе, налил в рюмку коньяку. Он сидел, пил коньяк, запивал кофе и думал…
Глава 26. Недоумение
Ваше метание туда-сюда взвинчивает обе очереди.
Капитан Астахов так внимательно рассматривал три конфетные коробки, лежащие перед ним на столе, словно ожидал, что ему откроется нечто упущенное и не замеченное ранее.
Белая с золотом, перевязанная золотой ленточкой, с названием на французском: «
Три жертвы, получившие шоколад: Елена Добронравова из банка и Лидия Глут из музыкального училища – по почте; Антонина Глазкова из отдела косметики… непонятно как, видимо, убийца отдал подарок лично. К сожалению, тот, кто подарил ей шоколад, никому не попался на глаза. Или просто не привлек внимания. Пресловутый человек в ливрее, не столько человек, сколько явление, как говорит философ Алексеев. Пришел с метлой в оранжевой жилетке и сунул коробку!
Кадет выловил мужчину, которого Глазкова год назад выбросила из квартиры вместе с чемоданом, и капитан имел с ним беседу. Звали его Слава Черныш, трудился он помощником ветеринара в частной клинике. Парень очень удивился, что кого-то могли заинтересовать его отношения с Тонькой, неужели нажаловалась? Орала, что он ее обокрал. Проблемы с головой, он сразу понял и собирался сделать ноги, но, если честно, побаивался, а когда она вышвырнула чемодан… тогда, конечно! Даже обрадовался. Чемодан раскрылся, барахло высыпалось, соседи повылазили, особенно старая карга из квартиры рядом… всюду сует свой нос. Схватил чемодан, попихал все кое-как, перекрестился – и ходу! Выскочил из подъезда и побежал, потом полдня отдышаться не мог. Она через два дня опомнилась и приходила мириться, но была послана. Тогда придумала, будто бы он ее обокрал, грозилась настучать в полицию. «До сих пор, как услышу, что кто-то окликает на улице, женщина в смысле, аж мороз по коже, – завершил свой рассказ Слава Черныш. – Забыл, как страшный сон», – добавил он. Услышав, что Глазкова убита, он долго сидел с раскрытым ртом и наконец сказал, что его это ни капельки не удивляет. Конфетные коробки были ему незнакомы; на фотографиях женщин, предъявленных ему для опознания, он никого не узнал – первые две жертвы были ему также незнакомы…