Прижав ящик к стене, я хватаюсь за ее край и подпрыгиваю как можно выше, надеясь приземлиться на край корзины и встать на колени. В этот момент я ударяюсь о край корзины, и мои колени соскальзывают вниз. Я падаю на землю, сраженный внезапной острой болью в ногах, и принимаюсь растирать колени. Чувствую подступающее разочарование, но ни за что не позволю одержать ему верх над собой. Я должен пробраться внутрь, и повторяю попытку. Снова прижимаю мусорный ящик к стене и упираюсь в него ладонями. Высоко подпрыгиваю. Мои колени касаются верхушки ящика, и я переношу свой вес в сторону окна. У меня получилось. Я уже около окна.
Цепляюсь за край открытого окошка и подтягиваюсь. Вытянувшись во весь рост, я изгибаюсь и просовываю руку внутрь. Мне приходится навалиться на стекло, и я расцарапываю подмышку, но через несколько секунд все-таки достаю оконную задвижку. Я давлю на нее изнутри и тяну на себя снаружи, и мои усилия увенчаются успехом – окно открывается.
Я залезаю в окно и приземляюсь прямо в раковину. Пытаясь выбраться из раковины и спуститься на пол, на что-то наступаю и падаю. Я лечу вниз и приземляюсь на руки. Мне удается смягчить падение, но я сильно пугаюсь и ощущаю неприятное покалывание в руках.
В этот момент я понимаю, что нахожусь на кухне у Вонов, в чужом доме, и хотя до сих пор верю в то, что здесь живет Дженни или ее держат против ее воли, все внутри у меня сжимается. Теперь у меня нет обратного пути. Какое бы преступление ни было совершено по отношению к Дженни, нарушив неприкосновенность чужого жилища, я оказался в рядах нарушителей закона. Я в очередной раз не послушал детектива Нельсен и вломился в этот дом. И теперь у полиции есть все основания арестовать меня.
Но если проникновение в чужой дом вернет мне Дженни, какое все это имеет значение? Неужели преступление имеет хоть какое-то значение, если я могу спасти ее? Я готов на все, чтобы найти Дженни, я убить готов за нее, и взлом и проникновение на чужую территорию – это всего лишь цветочки. И я делаю это. Я ищу ее, и никто меня не остановит.
Прямо передо мной дверь, через которую я выхожу из кухни. Повернув налево, оказываюсь в гостиной, которая одновременно выполняет роль столовой. Справа располагается обеденный стол, а слева – несколько шкафчиков. Подхожу к ним, открываю дверки, выдвигаю ящики и начинаю вытаскивать наружу их содержимое. Так они непременно догадаются, что в их отсутствие в доме кто-то побывал, и мне надо сделать это должным образом. А если это означает, что я должен все здесь разбросать, то так тому и быть.
Найдя в ящике бумажные конверты, я вытаскиваю их и небрежно бросаю на пол. Счета, письма, некоторые из которых были получены несколько месяцев, а то и лет назад, все адресованы Вонам. Кипы бумаг, которые я специально раскидываю по полу. Здесь столько всего, что у меня просто не хватает сил перечитать, просмотреть и систематизировать информацию. Мне попадаются несколько фотоальбомов. Я раскрываю их. Здесь множество фотографий, на которых запечатлены Воны в разных городах и странах: в Нью-Йорке, Лас-Вегасе, Италии, Ирландии, Риме, Флориде.
Но здесь нет ни одной фотографии Дженни.
Я беру одну фотографию, на которой они стоят в центре Таймс-сквер, сбоку видны афиши с рекламой спектаклей и мюзиклов. Слева – «Верджин мегастор», еще открытый в то время. А у них за спиной – неоновая вывеска «Кока-колы». Над дверями и окнами зданий высвечиваются котировки акций фондовой биржи NASDAQ[10]
. Мимо них проходят толпы людей. Я кладу фотографию в карман.Я ухожу, оставляя на полу беспорядок. Проходя в зону гостиной, вижу справа трехместный диван, а слева телевизор, камин и секционный шкаф. На верхней полке шкафа стоит магнитофон, под ним расположен сервант. Я распахиваю дверцы и, не обнаружив ничего интересного, выбрасываю вещи на пол. В результате по всей комнате разлетаются бумаги.
Мое внимание привлекает дверь, расположенная напротив входа в гостиную. За ней я обнаруживаю стенной шкаф под лестницей. Открываю его и заглядываю внутрь. Естественного света, проникающего сюда из комнаты, мне достаточно, чтобы рассмотреть содержимое шкафа. Здесь, как и везде, полно бумаг. Никогда еще я не видел столько бумаг. Слишком много, чтобы откопать хоть что-то важное. Начинаю терять терпение и разрываю в клочья некоторые из этих бумаг, а затем бросаю на пол. А остальные разбрасываю по сторонам, когда мои глаза настолько устают, что я не в силах прочесть ни одного слова. Туфли, пальто, коробки. Я вытаскиваю наружу всю обувь и раскидываю по коридору. Я обшариваю каждый карман. Мне попадаются платки, некоторые использованные, некоторые чистые, вперемежку с рецептами и ключами. Весь этот скарб тоже отправляется на пол, когда я наконец оставляю шкаф в покое.