Вот уже как год назад ушел от нас Вадик. Весна в этом году случилась ранняя. Майское солнышко отогрело закаменелый местами и серый с зимы снег, и стала отпаивать озябшие поля талой водой, отдавая дань весеннему возрождению. Временами встречались перелетные птицы, полетевшие в свои излюбленные места на каникулы. Птичий туристический беспорядок приходил в оживление и открывал новый летний сезон. Одни птички селились по крышам, другие — в своих старых скворечниках во дворах. Вот и скворцы занялись весенней уборкой и стали выбрасывать скопившийся в их домиках мусор. Набитый нахлынувшими дачниками усталый автобус послушно по расписанию доставил оголодавших зимой по дачному сезону садоводов-любителей к их огородам. Марго вышла на остановку. Ветер продолжал толкать ее в спину и своими порывами иногда переходил все границы дозволенного. Маргарита на него не сердилась. Она податливо перебирала под его напором ногами и ускоряла шаг. Какое-то сине-красное непонятное облачко вдруг возникло из-за горизонта и привлекло ее внимание своей формой и красотой. Подойдя ближе, Маргарита увидела, что на большом могучем дереве в разные стороны машут, дрожат под порывами ветра и приветствуют ее синие и красные ленточки, повязанные на тугой узел.
— Не может этого быть!
Маргарита ускорила шаг. Она не смогла удержаться от переполняющего ее волнения, встрепенулась и стала бежать. Приближаясь к дереву и не веря своим глазам, она, задыхаясь от одышки, широкими и теплыми объятиями обняла старого друга.
Марго прижалась к стволу могучего гиганта, шумящего своей кроной и приветственно наклоняющего ветви в сторону Марго. Это были объятия.
— Здравствуй, дорогой мой. — Ее рука по-матерински трепетно и заботливо с присущей женщине теплотой и нежностью скользнула по растрескавшейся коре.
— Вадик меня ждал. Здесь. А я так ни разу и не пришла сюда. Как ты? Я вижу, что все хорошо.
Она подошла ближе и приложила к нему свою щеку. Могучий ствол, раскачиваясь по ветру, потрескивал и стучал тихими пощелкиваниями. Большое дерево гудело, постукивало изнутри и говорило внутренним монологом. В какой-то момент общий гул слился со звуком шорохов листьев на кроне дерева и превратился в монотонный, непрестанный то нарастающий, то затихающий шепот.